2019-11-17 20:42 |
Виздательстве Folio Society вышел новый перевод романа «Доктор Живаго», выполненный Николаем Пастернаком-Слейтером, племянником писателя Бориса Пастернака.
Накануне презентации книги Ольга Кентон встретилась с Николаем в его лондонском доме, чтобы поговорить об истории семьи Пастернак и о том, как проходила работа над переводом романа.
© Philippe Vermes– Николай, вы свободно владеете несколькими языками – английским, французским, итальянским, немецким. Какое место среди них занимает русский язык?
– Он ближе всего к моему сердцу. Я говорю по-английски лучше, чем по-русски, но последний для меня страшно важен из чувства верности семье, моей маме. Я очень хотел, чтобы и мои дети говорили по-русски; до того, как им исполнилось семь-восемь лет, я говорил с ними только по-русски. Когда я укладывал их спать, рассказывал им русские сказки, пел колыбельные. Таким образом русский язык стал для них таким же близким и дорогим, как для меня. Мои внуки тоже знают русский язык.
– А они знают, что их прадедушка был известным художником, а брат прабабушки – нобелевский лауреат?
– Они знают больше и более близки к этой семье, чем я в том же возрасте. Это было время Второй мировой, а затем холодной войны. У нас не было никаких связей с семьей: мы получили одно письмо, провезенное контрабандой, в 1945 году, затем еще одно в 48-м, а потом было молчание на протяжении восьми лет. Все, что мы знали: где-то в далекой России есть очень важная для нас семья.
– Когда вы впервые посетили Советский Союз?
– Впервые я попал в Советский Союз в начале 60-х годов. Для меня это стало колоссальным переживанием – ведь в какой-то степени это была и моя страна.
Много позже я ездил в Москву вместе с внучкой; это было уникальное путешествие. Мы побывали в Переделкино, на дачах Бориса Пастернака, Чуковского. И встречались с тамошней семьей. Я довольно близко общаюсь с внуками Бориса Леонидовича, Петром Евгеньевичем и Борисом Евгеньевичем. Мы много переписывались, когда я работал над переводом романа «Доктор Живаго».
– Вы росли окруженный русским языком. Что вы тогда читали?
– Мама старалась знакомить нас с русской культурой: мы читали детские рассказы Толстого, Чуковского. Но настоящего знакомства с русской культурой было меньше, потому что сказывалось влияние школы и английского окружения.
– Вы учились во времена холодной войны. Вы говорили школьным друзьям, что знаете русский?
– Конечно – и очень этим гордился. В гимназии, когда я только поступил туда, начали преподавать русский язык. И старшие мальчики подходили ко мне, советовались, как правильно перевести какое-то слово или фразу, как правильно произносить слова. Затем, когда мне было семнадцать лет, я также начал учить русский язык и держал экзамен A-level по русскому языку. Меня учил граф Николай Александрович Соллогуб. Только много позже я узнал от моего приятеля Роберта Чандлера (известный переводчик русской литературы. – Прим. автора) о непростой судьбе нашего преподавателя.
Illustration by Leonid Pasternak used with permission of The Pasternak Trust from The Folio Society edition of Doctor Zhivago– Ваша семья прошла через серьезные жизненные испытания, прежде чем осела в Англии, но осталась навсегда разлученной с близкими людьми.
– Мой дед очень хотел вернуться в Советский Союз и не понимал, почему это невозможно. В тех редких письмах, которые он получал от Бориса, тот пытался отсоветовать ему приезжать в Союз. Но из-за цензуры с обеих сторон Борис не мог открыто говорить об опасности возвращения в СССР. А Леонид Осипович не понимал, почему сын не хочет его возвращения, и был сильно на него обижен за это.
Illustration by Leonid Pasternak used with permission of The Pasternak Trust from The Folio Society edition of Doctor Zhivago– Как семья переживала эту иронию судьбы?
– Моя мать и ее сестра очень остро это чувствовали. Я помню одно из писем моей тети к Борису, написанное в пятидесятых годах, в котором она делится мыслью: «… Как иронически сложилась наша судьба. Папа страшно хотел вернуться в Россию, чтобы набрать студентов и учить их живописи. И теперь, когда проходит выставка его работ в Лондоне, я читаю в чьей-то рецензии, что надо бы молодым студентам живописи прийти на эту выставку, чтобы учиться настоящему искусству».
– Вы получили машинопись романа «Доктора Живаго» контрабандой, ведь он был запрещен к изданию в СССР. Вы помните свои первые ощущения от знакомства с романом?
– Мы получили машинопись в 1956 году; качество было не самым лучшим – это была одна из шести копий. Я, конечно, знал, что это что-то очень важное и секретное. Я захотел прочитать, но тогда, в возрасте восемнадцати лет, я не очень хорошо читал по-русски. Я начал читать роман, но вскоре его пришлось отдать переводчику. И только когда я уже учился в Оксфорде, моим преподавателем был Макс Хейворд (Max Hayward) – один из переводчиков «Доктора Живаго». С ним я проходил этот роман, писал по нему сочинение.
Я ощущал необходимость сказать что-то важное, но это было не так просто. Так что первым делом этот роман был задачей, а не переживанием.
Когда я жил в Италии, мне захотелось прочесть что-то русское, родное, тогда я и засел снова за «Живаго». И читал с удовольствием. И потом я его больше не перечитывал до недавнего времени – когда взялся за перевод. Я читал главу за главой по мере того, как переводил, и не помнил точной концовки. Для меня это знакомство стало большим открытием в смысле стиля, красоты и музыкальности языка. Самое большое впечатление от «Доктора Живаго» я получил, когда переводил роман.
– Как родилась идея перевести роман «Доктор Живаго»?
– Я мало читал другие переводы. Я избегаю читать переводы любых книг, если я способен читать их в оригинале. Но многие мне говорили, что надо бы сделать новый перевод, потому что существующие переводы недостаточные.
– У вас нет специального переводческого образования. Как вы подходили к переводу?
– У меня нет единого подхода, мне важно передать все идеи, которые существуют в подлиннике, при этом перестроить их в гармоничную английскую фразу.
Мне кажется, это самая распространенная ошибка переводчиков – желание переводить дословно, из-за чего перевод получается ненатуральным. Иногда они пишут диалоги, которые совершенно невозможно представить в реальности. Иногда это вина самого автора: если автор пишет невозможный разговор – тут ничего не поделаешь. Но Пастернак хорошо передает общение между людьми. Но опять-таки тут возникает диалектическое противоречие – нужно, чтобы это звучало, как будто англичане говорят между собой, но в то же время, чтобы было понятно, что это говорят русские. Всегда должен быть компромисс.
– Сложно ли было переводить поэзию?
– Борис Леонидович писал, что в стихах важны ритм и рифма, что без них все теряется. Есть переводчики, которые считают, что нужно передать смысл каждого слова, но в стихотворениях этого недостаточно. Моя мама очень хорошо это понимала, в своих переводах она совершала большие усилия, чтобы там оставались ритм и значение оригинала.
Я также считаю, что ритм очень важен. Иногда находятся хорошие рифмы, но если их нет, то ничего страшного. Я еще не получал реакции критиков, но надеюсь, что мои переводы понравятся.
– Какое у вас любимое стихотворение из романа «Доктор Живаго»?
– Одно из моих любимых – «Гамлет», это перевод моей матери. Она перевела восемь стихотворений, они все включены в это издание. Меня очень обрадовало, что все стихи издаются на двух языках. Из моих переводов – «Рождественская звезда».
Мне все более и более кажется, что действительность, которую описывают авторы, не одна и та же. У Чехова это реальная жизнь. У Достоевского – фантасмагория. А в «Живаго» – возвышенная, поэтическая действительность. Я начал писать эссе, чтобы выразить, какие возникают ощущения от этого романа.
– Сколько времени у вас заняла работа над переводом?
– Где-то полтора года: я поставил себе целью переводить семьсот слов в день. Конечно, бывали и исключения, но в целом я почти каждый раз добивался этого.
– Все члены вашей семьи имеют отдельное профильное образование (ваша мама была химиком, вы – врач), но при этом все занимаются переводами (ведь и Борис Леонидович тоже был первоклассным переводчиком). Откуда такое желание переводить? Это связано с семейным наследием или творческая необходимость?
– Я могу говорить только за себя. У меня всегда было и есть сильное желание чувствовать себя «дома», живя в другой культуре. Я не ощущаю себя стопроцентным британцем, а скорее – европейцем. Я переводил из многих европейских языков (с французского, итальянского, немецкого), которые чувствую близкими. Знай я малайский или китайский, я бы их так не чувствовал, потому что во мне нет ничего от этих культур. А с Европой я ощущаю тесную связь.
– Пробовали ли вы переводить современных авторов?
– Да, пробовал, но мне было сложно. Я учился на классиках и привык к языку классической русской литературы. Я бы очень хотел, чтобы кто-нибудь посоветовал мне хорошего современного русского автора.
– Ваш перевод романа «Доктор Живаго» вышел в роскошном издании с иллюстрациями Осипа Леонидовича Пастернака. Как вы решали, какие картины подойдут для иллюстраций?
– Этим занималась моя супруга – Майя. Она проделала колоссальную работу – дождавшись, когда я окончу перевод, она сначала прочитала весь роман, а потом начала просматривать все существующие фотографии картин Осипа Леонидовича. Ей пришлось просмотреть около четырех тысяч крошечных изображений. Например, роман начинается с описания похорон – и ей очень хотелось найти картину с таким изображением. И Майя вспомнила, что видела необходимую иллюстрацию, которая в каталоге носила простое название «Деревенский вид». Тот, кто составлял этот каталог, просто не заметил, что там изображены похороны. Майя была страшно довольна этой находкой – именно этой иллюстрацией открывается начало романа.
– Какие у вас дальнейшие планы?
– У меня уже есть соглашение на перевод рассказов Тургенева. Сейчас я перевожу его «Первую любовь». И я хотел бы перевести роман «Отцы и дети». Тургенев чудесно пишет. Опять-таки я знаю русский язык сейчас лучше, чем когда начинал переводить восемь лет назад. Надеюсь, что у меня получится добиться того же самого эффекта с этим переводом, что и в работе над «Доктором Живаго».
Ольга Кентон
Презентация книги и встречи с Николаем Пастернаком-Слейтером:
21 ноября 19:00 – «Россотрудничество». www. gbr.rs.gov.ru
28 ноября 19:30 – British Library, Eliot Room. www.bl.uk
10 декабря 19:30 – Pushkin House. www.pushkinhouse.org
25 января 2020 11:00 – Ashmolean Museum, Oxford. www.ashmolean.org
The Folio Society edition of Boris Pasternak’s Doctor Zhivago, in a new translation by Nicolas Pasternak Slater with illustrations by Leonid Pasternak, is exclusively available from
www.foliosociety.com/zhivago
|
