2018-10-4 13:28 |
Олег Нестеров – российский музыкант, продюсер, писатель, лидер московской группы «Мегаполис». Олег родился в Москве в 1961 году, учился в школе с углубленным изучением немецкого языка. После школы поступил в Московский электротехнический институт связи, по окончании института работал инженером-электронщиком на международной телефонной станции в Москве. Три года учился в московской студии музыкальной импровизации.
В 1985 году стал вокалистом и автором песен группы «Елочный базар», которая позже была переименована в «Мегаполис». 8.08.1988 официально покинул связь для музыки. Широкую популярность коллективу принесли песни «Москвички» и «Рождественский романс», на которые были сняты видеоклипы.
В настоящее время Олег Нестеров и группа «Мегаполис» активно гастролируют в рамках собственного крупномасштабного мультимедийного проекта «Из жизни планет», с которым они побывали в Лондоне по приглашению проекта М.А.Р.Т.
Мы с Олегом родом из одного времени и места. Я на пару лет старше, тоже москвичка, тоже технарь (программист), даже тоже училась в школе с углубленным изучением языка, только английского. Тоже попала в Германию в начале 90-х, только не на 3, а на 23 года. Тоже очень люблю советское кино 60-х, много его показываю в рамках ежемесячных киновечеров нашего клуба ARCC. При этом наше ощущение жизни и литературы во многом не совпадает. Например, я совсем плохо отношусь к некоторым реальным историческим персонажам романа «Юбка», и мне не кажется допустимым описывать их в столь невинном ключе. Я не совсем разделяю романтический взгляд на 60-е и, наоборот, считаю важным временем перестройку. Но все эти мелочи меркнут перед моим восхищением огромным трудом и талантом, вложенным в мультимедиальный проект «Из жизни планет».
Основу проекта составляют четыре сценария фильмов, которые не были сняты до конца, и судьбы кинематографистов, которые участвовали в их создании или в съемках. Фильмы эти: «Причал» и «Прыг-скок, обвалился потолок» по сценариям Геннадия Шпаликова, «Семь пар нечистых» Владимира Мотыля и «Предчувствие» Андрея Смирнова. Центр проекта — это спектакль, в котором сценарии обретают жизнь, только теперь кино додумывает зритель, каждый по-своему.
Кроме спектакля есть еще одноименный CD группы «Мегаполис»; сайт, работающий как электронный музей этих четырех сценариев, с фотографиями, документами, рукописями и фильмами; огромный справочный материал о других фильмах тех лет, снятых и нет.
Я начинаю свое интервью с ухода Олега из большой связи в большую музыку 08.08.1988.
– Ну вот, я решился, и все пришло в соответствие.
– А потом наступили плохие времена, когда музыкой было выжить невозможно?
– Не совсем невозможно, потому что в стране пошла сиротская песня на стадионах, и мы чудом сохранили себя как ансамбль. Нам помог город Кельн, где мы снова себя обрели. А что до выживания, то я на последние деньги купил одноглазую «шестерку» и занимался извозом день в неделю. А остальное время - музыкой.
– Вы в Германии придумали песню «Карл-Маркс-Штадт»?
– При помощи немецких друзей. У меня была знакомая журналистка, она написала мне в конце 89-го года: «Германия теперь большая, песен не хватает, переведи несколько шлягеров». И я повелся и перевел «Течет Волга», «Русские играют в хоккей», ну и самую известную, конечно, - «Ландыши». А потом в Москве началось клубное движение, мы стали любимой группой московских студентов, и пошло-поехало.
– А «Рождественский романс» Бродского вы как записали?
– С Бродским история началась в 86-м году, если не в 85-м. Александр Бараш этому поспособствовал, мой друг и поэт, который приложил руку к тому, что «Мегаполис» стал «Мегаполисом». Мы много записали песен на его тексты, и вообще он меня образовывал.
Конечно, он мне начал подсовывать Бродского в самиздате, а я написал на него песню, и нам даже удалось протащить его на «Мелодию». Еще Бродский был запрещен, мы дали ему псевдоним Борис Осипов и ждали, что выйдет пластинка и будет дикий скандал.
Это было очень серьезно: творчество Бродского было тотально запрещено. А пока печатали пластинку, его разрешили. И нам достаточно было позвонить и сказать: «Знаете, это не Осипов, а Бродский». Нам сказали «Ну и хорошо».
– А есть еще большие поэты, на стихи которых вы писали песни?
– Ну можно назвать Андрея Вознесенского. Мне попался сборник Вильяма Джеймса Смита, я взял оттуда стихотворение и начал разыскивать переводчика, чтоб получить разрешение: я хотел сделать песню как раз для немецкого альбома, а с немцами все серьезно. И в ВААПе (Всесоюзное агентство авторских прав) сказали, что телефон и адрес автора дать мне не могут, а дадут телефон Вознесенского, переводчика и редактора книги.
Мы с ним встретились, и он сказал: «Олег, у Смита было одно большое стихотворение, а я сделал 100 маленьких.
Там нет ни одной запятой от Смита, так что все вопросы ко мне». Ну и получилась песня «Голубые, как яйца дрозда».
A примерно лет 10 назад мы встречались с Андреем Андреевичем в ЦДЛ. Он подарил мне сборник стихов и говорит «Ну Олег, ну хоть еще одно». И у нас в 19-м году выйдет еще одна песня на его стихи.
– Скажите, а ваш проект « Из жизни планет», « Небесный Стокгольм» и программы, связанные с 60-ми годами, - вообще ваш интерес к тому времени связан скорее с музыкой? Или для вас это вообще особое время?
– С одной стороны, это очень личная история. Это мои живые родители, которых не стало в моем весьма юном возрасте, наш дом, полный любви. То время для меня - это особый цвет, особый звук, особая музыка, особое настроение. А с другой стороны, я шел по следу тех эскизов, которые меня вывели на это «золото Трои», на этот феномен неснятых фильмов 60-х.
И пока я погружался в этот феномен, это помогло мне прочитать второй смысл моего проекта, всю эту эпоху. Это была великая викторианская эпоха в жизни России длиной года в четыре с пиком 30 ноября 62-го года. Время, когда все получалось.
В ноябре Хрущев беседует с Твардовским про скорое исчезновение цензуры. Или читает «Наследники Сталина» на заседании президиума ЦК КПСС. Или Хрущеву с Микояном вслух читают «Иван Денисыча», и Солженицын идет на Ленинскую премию. И делегаты пленума ходят с одной стороны с папкой доклада Хрущева, с другой - с синей тетрадкой «Нового мира». Это все ноябрь 62-го года. В общем, такой пик, пока не произошло то, что произошло.
– Мог быть социализм с человеческим лицом? Это упущенная возможность?
– Это, конечно же, упущенная возможность. Ведь смотрите - отмена цензуры. Реформы в экономике. Экономисты всерьез дискутировали в центральной прессе, в частности о реабилитации понятия прибыли. Я встречался с Сергеем Никитичем Хрущевым, и он говорил, что отец понимал, что система нежизнеспособна, ее надо менять, и всерьез собирался это делать. Но к тому времени он поссорился со всеми из-за своей эмоциональности, непоследовательности.
Тем не менее когда он был в Стокгольме, то он увидел там социализм со шведским лицом, увидел, что шведы достигли того самого, чего хотели достичь мы: материальной базы коммунизма. Они этого достигли, заходя справа, в то время когда мы заходили слева.
И когда он приехал, он сказал: «Меня многие обвиняют в буржуазном перерождении. Товарищи, я хочу дожить до нашего буржуазного перерождения».
Он еще в Стокгольме вслух высказался про двухпартийную систему. Уже суд присяжных был в планах. Отмена паспортной системы. Открытые границы. Плюс лицензии. Потому что Трапезников летал в Японию, видел там японское экономическое чудо, и всерьез решались вопросы лицензий. Деньги были…
– А для вас есть во всем этом переклички с перестройкой, с концом 80-х? Был ли это второй похожий период?
– Нет. Потому что в 60-х была все же великая идея. Суть ее была «строительство общества, творчески преобразующего мир». Это в программе КПСС стояло.
Ну, Вайль и Генис это очень подробно описали в своей книге «60-е. Мир советского человека».Это, собственно, часть моего спектакля, я там говорю, чем отличается одно от другого.
С одной стороны, великая идея. С другой - ведь было модно быть образованным, начитанным. Вот КВН, например, делался как конкурс эрудитов, и эта программа била все рейтинги. И это уж точно не про 90-е.
Это было перекрестное опыление всего со всем. Ведь можно управлять управляя, а можно - вдохновляя. И Хрущев при всех его коленцах включил механизмы, при которых все стало со всем взаимодействовать: физики с лириками, футболисты с шахматистами, космонавты… Кто тогда жил, навсегда запомнил это время.
А потом началось пьянство. Мы превратились в великий монастырь послушников. Войны нет… С голоду умереть не дадут… Кухонные разговоры. И водка в неограниченных количествах.
– Скажите, а вот то совсем уж замерзание и похолодание, которое происходит сейчас, вы его чувствуете на своих программах, на своей жизни?
– Чувствую, конечно. И это очень неприятно. Но на проектах моих это не отражается. Но этот климат вряд ли к чему хорошему приведет.
– А ведь 60-е - это было еще и «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», некое дружество и братство.
– Это еще одно, что отличает 60-е от 90-х. И о чем я говорю в своем спектакле. Это человеческая солидарность. Наталья Борисовна Рязанцева ответила мне, что было для нее началом, а что концом эпохи. Ну что началом, понятно: съезд партии. А концом для нее стали разговоры на кухне. Сменилась тема разговоров: вместо идей, замыслов, споров появились две темы: где достать резину для «жигулей» и кто уехал, а кто нет, и надо ли уезжать.
– То есть исчезла концепция будущего?
– Да
– А сейчас?
– Среди моих знакомых нет. И мы говорим о проектах, а не о резине.
– Но ваши проекты ведь вне политики.
– Ну все проекты - это все равно проекции. А у меня ощущение, что важны лампочки в проекторе, - может, важнее, чем сама проекция.
Вспомните самый антисоветский фильм конца 60-х «Доживем до понедельника». Помните, как Тихонов идет на последний урок? Он хочет уйти с работы, потому что пришли учебники, которые врут. И зависает, потому что видит глаза десятиклассников. Помните, он рассказывает им про лейтенанта Шмидта, как тот не уходил с капитанского мостика, хотя был обречен? И сам понимал, что он никуда не денется. Потому что он сам учебник и он точно врать не будет. Этот фильм ведь учителя спасли. Его бы запретили, но на съезде учителей его показали, учителя проголосовали, и его было уже не остановить. И этот фильм вечный, он сделан во время уже не очень хорошее. Но он есть, он нужен, Ростоцкий его сделал на все времена. И это миссия художника.
Лариса Итина,
Англо-Русский Культурный Клуб
www.anglorussian.co.uk
Фото: Ольга Котилевская
Сайт проекта «Из жизни планет» planetslife.ru
источник »