фото показано с : theuk.one

Не стоит, между прочим, видеть в этом “средневековые пережитки”. Хотя бы потому, что в средневековье если  и могли кого-то обидеть, то только “экселенции” и “высочества” – именно такими титулами пользовались тогдашние властители. Лишь с началом Нового времени, а с ним времени абсолютных монархий правители отвергли “лишнюю застенчивость” и потребовали называть себя “величествами”. Первым это сделал император Священной Римской империи Карл V, затем его ожесточенный соперник – французский король Франциск I, далее английский монарх Генрих VIII … и в конце концов это стало нормой. Президентов (даже тех, которых подхалимы называют величайшими), по дипломатическому протоколу и сейчас именуют “экселенциями”. Впрочем, и за оскорбление президента в некоторых странах придется платить штраф. Во Франции, например, соответствующий закон отменили только семь лет назад – последним президентом, за оскорбление которого сняли штраф в целых 30 евро, стал Николя Саркози. Интересно, однако, что наказание за “оскорбление величия” впервые ввели совсем не для защиты первых лиц государства, а наоборот – для их наказания. Сделали это римляне. Которым надоел их царь Тарквиний Гордый. И его не менее наглые сыны. Один из которых дошел до того, что изнасиловал добродетельную матрону Лукрецию. Которая после того покончила с собой. Возмущенные родственники принесли тело погибшей на форум и заявили, что тем самым царевич оскорбил не только их, но и всю римскую общину. Народ восстал, отменил царскую власть и установил республику. А Тарквиния и его сыновей объявили вне закона и выгнали из города (точнее – отказались пускать в город, потому что властелин в это время покинул Рим по делам). А уже потом приняли закон, который наказывал изгнанием и лишением гражданства (это называлось “отказом в воде и огне”) каждого, кого признавали виновным в “оскорблении величия римского народа”. Текст закона не сохранился, источники об обстоятельствах его принятия не упоминают, но известно, что он применялся уже с 5 века до нашей эры. Показательно, что под “оскорблением” (или же “унижением”, латыни – “минутой”) понимали не так брань в адрес добропорядочных граждан (на такие мелочи они обычно и внимания не обращали), как государственную измену, узурпации власти, отказ повиноваться закону и воли народного собрания. Это был способ сохранить незыблемость республиканского строя и предупредить попытку установить тиранию по греческому образцу. Следующие законы о “оскорблении величия” напоминали скорее новые редакции старых установок, которые “подретушировали” в конкрентих обстоятельств и в интересах конкурирующих политических групп, но каждый раз – “во имя республики”. Закон Апулея, скажем, оказывал особую защиту народным трибунам. Сулла, наоборот, укрепил власть сената. А также окончательно приравнял к “обиде величия” тяжкие преступления и ввел более строгие наказания для преступников- вплоть до смертной казни (впрочем, объявления человека «вне закона» уже само по себе позволяло его убийство, за которое убийцу не наказывали, – собственно в этом и заключалась суть применяемых Суллой “проскрипций»). Цезарь, в свою очередь, провел собственную версию закона, в общем милосерднее о потенциальных его нарушителей (он вообще старался быть “мягким диктатором”). Впрочем, к тому времени ему уже удалось сконцентрировать в своих руках власть над Римом – и никакие подозрения в “оскорблении величия” этому не помешали. В конце концов остановили Цезаря не законы, а кинжалы заговорщиков – однако большинство римлян убийц не поддержала, очевидно чувствуя себя “оскорбленными”. Жертвами следующей волны “проскрипций” стали уже республиканцы – теперь и их обвиняли в посягательстве на “величие народа”. Хотя часто это был лишь повод для банальной мести. Жена Марка Антония Фульвия, скажем, не отказала себе в удовольствии проколоть язык уже мертвого Цицерона золотой булавкой – слишком много неприятного для нее успел он наговорить за время своей жизни. С другой стороны, мстил за личные обиды с помощью “закона об оскорблении величия” уже Сулла – предания сохранили имя некоего граните, которого задушили по приказу диктатора только через несколько бранных слов в его адрес. Однако все это были, так сказать, эпизоды. Только с окончательным превращением Рима в империю преследования за персональные выпады против первых лиц государства стали системными. Решительный шаг в этом направлении сделал уже Август, в 8 году до нашей эры объявил носителем “величия римского народа” не только сенат (как это было в республики), но и “первого сенатора” – то есть императора. А попутно – и его семью. Правда, в эпоху самого Августа каких массовых репрессий по этой “статье” не было – обладатель явно не видел в этом “необходимости” и принимал закон, так сказать, “на вырост”. А вот его пасынок и преемник Тиберий, как говорится, “выпрямился в полный рост”. Хотя сначала тоже словно нехотя. По преданию, когда претор впервые обратился к нему с вопросом, является ли государственным преступлением выпад против императора, он напыщенный выдавил из себя лишь “законы должны выполняться” – но для начала хватило и этого. Интересно, что первыми начали преследовать тех, кто осмелился выступать не против самого Тиберия, а проявлял неуважение к памяти умершего Августа, причисленного к сонму богов. То есть обвиняли их не просто в “оскорблении величия”, но и в кощунстве. Проконсул Бетики Гран Марцелл вообще пострадал за чиновничье упорство – потому поторопился заменить в императорских статуй председателя Августа головами Тиберия. Очевидно, даже временное “обезглавливание” изображений правителя вызвало подозрения в запыленных конкурентов наместника. Впрочем, и Марцелла, и многих других заподозренных в “оскорблении величия” в конце концов освободили от обвинений – “милостью” правителя. Исследователи считают, что Тиберий тогда еще не “вошел во вкус”, так как чувствовал себя на троне неуверенно. Впрочем, время колебаний быстро прошло. Говорят, что быть жестким Тиберия убедил его ближайший помощник – командующий императорской гвардии (префект претория) Сеян. Правда это или нет, но вскоре дошло до настоящих наказаний. Ли громким делом стала казнь поэта Клутория Приска, вина которого заключалась лишь в том, что он “раньше времени” написал стихотворный некролог сыну императора, друзья. Тот в это время болел, и Приск, очевидно, надеялся “успеть первым”, чтобы получить большой гонорар. Зато получил подозрение в покушении на жизнь наследника престола. Друз вскоре действительно умер – по слухам его отравил Сеян – и это произвело настолько удручающее впечатление на Тиберия, что милость властителя пришлось забыть. Даже его ближайшим родственникам – либо одним за другим стали обвинять именно в “оскорблении величия”. Под “горячую руку” снова попал литератор – на этот раз историк Кремуций Корд. В своих книгах он слишком поблажчливо отзывался в своих трудах о убийц Цезаря. И если Август позволял ему эти “вольнощи”, то теперь Корда обвинили … в “неуважении” к названному дедушки Тиберия и заставили свести счеты с жизнью. “Крамольные” книги сожгли. Сам император, опасаясь покушений на свою жизнь, уединился на острове Капри и только присылал сената свои распоряжения, все больше раздували пламя репрессий. “Оскорбление величия” стали считать любые действия или даже слова, хотя бы теоретически могли быть оскорбительными для обладателя – их вполне серьезно приравнивали к угрозе убийства правителя (суеверные римляне действительно верили в “магию слов”). Доносчиков поощряли  процентом от имущества, конфискованного в “преступников” – поэтому недостатка в жалобах не было. Светоний утверждал, что среди обвиняемых в образе императора были даже те, кто перед его статуей бил раба или просто переодевался (а значит “демонстрировал владельцу” обнаженные места), расплачивался в борделе или уборной монетами с изображением правителя, и даже упоминал имя Тиберия без льстивых слов в его адрес. При этом наказание были очень строгие – даже если с недоверием относиться к светониевого утверждения, что обвиняемых женщин и детей топили в Тибре десятками в день. Известно, что к “обиде величия” причисляли даже потерю воином меча – потому что этим он якобы наносил позор императорском гению, которому присягали все римские легионеры. В провинциях “подводили под статью” иногда активнее, чем в столице – наместники опасались, что на них самих могут донести за ненадлежащее исполнение закона. Среди казненных за “оскорбление величия” в Иудее, очевидно, был и Иисус из Назарета – об этом, по крайней мере, свидетельствует способ казни – римляне распинали на кресте в первую очередь “государственных преступников”. Сам Тиберий в конце концов “обиделся” и на Сеяна, которого перед этим собственноручно сделал консулом – чем разжег его надежды стать наследником императора. Всевластного префекта обвинили в посягательстве на “священную особу” обладателя и тоже казнили. А потом преследовать начали всех, кому в свое время помогал Сеян (а таких было очень много, привязанности императорского фаворита добивались тысячи римлян и жителей провинций), поскольку, по мнению владельца, они могли быть соучастниками заговора против Тиберия. Впрочем, по иронии судьбы, многочисленными обвинениями в “оскорблении величия” император ускорил свой конец. Когда он тяжело заболел, обеспокоенные тем, что после смерти Тиберия может начаться кровавая борьба за власть, придворные поспешили присягнуть в верности ближайшему родственнику владельца – Гай Калигуле. А когда император вдруг пришел в себя, поняли, что будут обвинены в заговоре против “священной особы”. Реакция была мгновенной. Не сговариваясь долго между собой, они просто задушили Тиберия. Ласково. Подушками. Так сказать, с уважением к его величию. источник »

44 +