фото показано с : theuk.one

Еще не так давно было трудно определить, кто обладает большей глобальной властью: Дейенерис Таргариен, также известная как Неопалимая и Матерь драконов, или Бейонсе, или Королева Би, Мать синего плюща, Руми и Сэр. Именно этот вопрос недавно задали молодой и талантливой актрисе Эмилии Кларк, которая сыграла Дейенерис в восьми сезонах «Игры престолов». Кларк попала на вечеринку после церемонии вручения «Оскаров», которую в отеле «Шато Мармон» устроили Бейонсе и Джей-Зи. Это место напоминало аквариум, кишащий знаменитостями. Кларк с парой подруг сидела в баре, открыв рот и наблюдая за происходящим. Она, по ее собственным словам, «была весьма пьяна», «проглотив шесть бокалов шампанского», и знаменитости типа Дрейка, Рианны, Дженнифер Лопес, Алекса Родригеса и Адели проплывали у нее перед глазами. Затем Кларк заметила хозяйку, которая шла к стойке бара, к ней. «Я вижу это видение, этого ангела, эту невероятную женщину, которая идет ко мне, — вспоминала Кларк на следующий день. — Я не могу себя контролировать. А Бейонсе мне говорит: «О, боже, как это замечательно с вами познакомиться. Я считаю, что вы великолепны». Я просто не могла справиться со своими чувствами, и была готова расплакаться. Я видела свое отражение в ее глазах. Я представила, как она говорит: «О, нет, я в ней ошиблась. Эта девушка сумасшедшая, а никакая не знаменитость. Я говорю с обезумевшей фанаткой, которая смотрит на меня как заяц в свете фар». Именно так я на нее смотрела. Я сказала: «Я видела вас на концерте, и я считаю вас изумительной и потрясающей! Потрясающей!» Но мне хотелось закричать: «Пожалуйста, пожалуйста, ну пусть я тебе понравлюсь, хотя моя героиня превращается в диктатора и массового убийцу! Пожалуйста, думай, что я представительница мифических женщин». Это было в феврале, до начала показа восьмого и последнего сезона «Игры престолов». Даже самым близким и надежным подругам, которые были с ней в баре, Кларк не могла рассказать, почему ей пришлось скрывать от Бейонсе свое внутреннее волнение. Кларк понимала, что когда восьмой сезон закончится, ее героиня королевских кровей уже не будет триумфатором. «Я думала: о, Боже, мой идол по жизни говорит, что я ей нравлюсь, а я точно знаю, что к концу сезона она будет меня ненавидеть». Развязка, наконец, наступила, но для Дейенерис она не была счастливой. Кларк впервые прочла завершающий сценарий «Игры престолов» почти два года тому назад. С нее, как и со всех причастных к съемках картины, взяли обещание хранить тайну. Когда мы связались с ней в Лондоне за два дня до показа последнего эпизода, Кларк была готова прояснить многочисленные тайны и загадки. Начали мы с загадки стаканчика из «Старбакс», который кто-то непостижимым образом оставил на столе для знати прямо перед Дейенерис, испортив, а может, особо выделив эпизод под названием «Последние из Старков». Сара Ларсон: Откуда там взялся стаканчик из-под кофе? Это был ваш стаканчик? Вы его там оставили? Эмилия Кларк: Раскрою вам некоторые любопытные факты из «Игры престолов». Мы там не пьем кофе «Старбакс». Так что человек, слонявшийся на съемочной площадке, не из наших. У нас нет никаких мокко-фраппучино. — Вы что, катите бочку на ответственного за буфет на съемочной площадке? — Да, я качу бочку на ответственного за питание. — Так вы не знаете, что было в стаканчике? Вы это хотите сказать? — Это мог быть чей-нибудь джин. Или это могло быть мокаччино продюсера. — Когда снимали эту сцену, вы помните, что перед вами стоял этот кофейный стаканчик? — Нет, не помню. Там было много актеров, большая массовка, человек двести в помещении. Но знаете, кого бы я с радостью обвинила? Вы не заметили знакомые лица из массовки в той самой сцене? — Нет. Кто это был? Эд Ширан? — Нет. Когда Кит (Джон Сноу) произносит тост и пьет, там есть два человека, которые немного похожи на музыкантов из «Металлики». Это наши сценаристы Дэвид Бениофф и Дэниел Уайсс. Они там в кадре. Большинство присутствовавших смеялись над их ужасными усами, не глядя, что находится на столе. Когда я смотрела на них, я тоже смеялась, видя их озорное возвращение к актерской игре. Так что оправданий для появления злополучного стаканчика можно найти немало. Выбирайте, какое хотите. — Теперь, когда все позади, хотелось бы узнать о вашей реакции на судьбу героини Дейенерис. Вы разочарованы? Вы были удивлены? Вы обратили внимание на феминистскую критику этой концовки? — Я прочла этот сценарий два года назад. После прочтения я очень долго бродила по Лондону в оцепенении, не зная, как переварить эту новость. Теперь люди начинают, наконец, говорить: «Ага, сейчас нам понятно, почему этот сезон так сильно по тебе ударил». Я понятия не имела, чего ждать от этого последнего сезона. Я надеялась, что будут какие-нибудь заманчивые и фривольные повороты, такое бывает в каждом сезоне, но ничего такого я не увидела. На всем протяжении сериала у Дейенерис были моменты славы и триумфа, когда она участвовала в какой-нибудь битве, играя там важную роль, или принимала какое-нибудь важное решение. Были эти чудесные моменты, когда она берет все под свой контроль. Это было замечательно, это раскрепощало. Она освобождала людей, она убивала злодеев, и это вызывало приятные чувства. Должна признаться, я неуверенно сидела на том престоле, думая, сколько еще это будет длиться. Все тогда говорили: «Какая она замечательная, какая великая. Она наша спасительница, Мхиса». Это прекрасно, это изумительно, но я оглядывалась через плечо всякий раз, когда кто-то делал сюжетную линию более человечной — лучшего слова подобрать не могу. Они совершают хорошие поступки. Они совершают плохие поступки. Они творят глупости. Они делают замечательные вещи. Они влюбляются. Они разбивают сердца. Дейенерис последовательно шла этим путем к спасению, и она стоит на вполне безопасной вершине. Помню, как мальчики, наши сценаристы и исполнительные продюсеры, сказали мне, что Дейенерис чем-то похожа на Лоуренса Аравийского. Я посмотрела «Лоуренса Аравийского» и сказала: «Великолепно, круто. Он замечательный. Он выжил, и это чудесно». Но потом вспоминается, как закончился этот фильм, как плохо кончил Лоуренс. Для меня это несопоставимо. Может, я не хотела такого конца для Дейенерис, потому что она мне небезразлична, потому что я ее очень люблю. — Можно об этом немного подробнее, чем судьба Дейенерис напоминает жизнь Лоуренса Аравийского? — Ну, по сути, его представляют в образе спасителя. Он борется за народ, но в итоге это история о том, как власть полностью развращает и портит людей. Мы видим, как власть делает этого человека необузданным и сумасшедшим. Он уже ничего не видит сквозь эту дымку, только пьянящие высоты, только власть. У Дейенерис такие же жизненные ощущения, такой же опыт. Но она мне небезразлична. Я слишком долго была частью своей героини. Читая сценарий, я делала то, что делает любой актер. Надо жить в согласии со своим персонажем. Если ты не согласен со своим героем, тогда надо отказываться от роли. Я просто сидела там и думала, как осуществить то, что они написали. Потому что это она. Они сценаристы. Они сделали эту женщину, а я должна войти в образ и попытаться интерпретировать его наилучшим образом в силу своих возможностей. Когда я показала первые признаки хладнокровия в первом сезоне, где Кхал Дрого убивает моего брата Визериса Таргариена — Джейсон Момоа убивает Гарри Ллойда… — Славный момент. — Тогда у меня впервые появилось это чувство железного душевного равновесия, этого спокойствия, невозмутимости. Такой вот путь я прошла с Дейенерис. Она полностью себя контролирует, и это ее успокаивает. Я всегда хотела согреть ее, потому что видела в ней элементы женственности. Здесь нет никакого пренебрежения. Но она была ребенком. Ее продали. Она жила жизнью, которая была написана для нее. Всю жизнь она была в бегах. Она потеряла всех до единого людей, кто был ей дорог. Ее воспитывал брат, рассказывавший, почему у нее отняли семью — потому что им не позволили занять Железный трон. Так что она всегда преследовала эту цель и постоянно всем жертвовала. Она принесла в жертву свое материнство. Она пожертвовала любовью. Она пожертвовала счастьем. Она пожертвовала легкой жизнью и друзьями. Дейенерис принесла в жертву все, чтобы стать правительницей, каковой она себя считает. И с каждым шагом по этой лестнице, с каждым массовым убийством, с каждым плохим человеком, которого она уничтожает, с каждым десятком хороших людей, которых она спасает — каждый шаг на этом пути, когда она ставит под угрозу своих друзей и любовников, укрепляет ее в стремлении воцариться на Железном троне. Потому что в этом случае все усилия и жертвы будут оправданными. Всякий раз, когда Дейенерис приходится совершать что-то ужасное типа массового убийства, она делает это с мыслью о том, что идет к своей судьбе, которая ей предначертана. Она зашла слишком далеко, и отступать уже поздно. Наконец она влюбляется в человека своего возраста, в человека достойного, который как будто тоже ее любит и кажется хорошим. То обстоятельство, что она его тетя, это так, между прочим. Потом все это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. И даже когда Дейенерис впервые расслабляется, она думает: «Боже мой, я могу получить все это. Могу любить, могу делать карьеру, могу завести семью. Все могу…» Но нет, черт возьми! Она этого не может. Она сталкивается с темной стороной. Она не нужна. Ее не любят полностью и беззаветно. Поэтому она целиком отдает себя Джону (Сноу). Она дает ему огромное множество возможностей на выбор, чтобы он все ясно увидел широко раскрытыми глазами. И она спрашивает его: «Если ты хочешь быть со мной, позволь мне это сделать. Я знаю, что могу быть хорошим лидером, так давай сделаем это вместе. Давай это сделаем». Но он не хочет. И разочарование убивает в ней все человеческое, потому что, Боже мой, она знала в своей жизни одну только боль, жертвы и насилие. Всю жизнь люди выступали против нее, люди предавали ее, и она совершенно одинока. И как мне кажется, все это подводит нас к тому моменту, когда она садится на дракона и делает этот выбор. — Когда вы сидели на драконе в начале этой сцены, что вы думали и чувствовали, как намеревались реалистично передать этот момент? — Чтобы снять сцену длиной в минуту в такой обстановке, когда ты сидишь на драконе, уходит неделя, а иногда и две. Очень трудно задействовать свои мышцы, когда ты думаешь, что надо представить, как дракон дышит. Но нам очень хотелось показать этот момент человечности и выбора, когда реальный человек решает сделать нечто такое, что ему только навредит, но не может отказаться от своего решения. Я думаю, что это очень человеческая черта. У нас у всех есть такое, будь это любовь к шоколаду, привычка выпивать или любовный роман. Что бы это ни было, у каждого есть некая темная сторона, которая никому не нравится. И мы все с этим боремся. — Концовка во многих хорошо известных сериях либо озадачивает, либо разочаровывает. — Я всегда знала, что этот сериал удовлетворит далеко не всех. Я посмотрела и полюбила слишком много телесериалов, и не верю, что такое вообще возможно. Сюжет слишком масштабен, герои слишком сложны. Сама картина в определенном смысле вызывает разногласия. На чьей ты стороне? А еще, если ты хочешь угодить всем, то это наверное признак равнодушия. Но мне кажется, что другого конца у сериала быть просто не могло. — То есть, вы не хотели, чтобы он закончился триумфом Дейенерис? — Думаю, это было невозможно. Хотя я очень многое отдала этой роли, глубоко ее прочувствовала, прожила жизнь героини, которая многое видела и пережила, я даже не знаю, может ли у сериала быть какой-то другой конец. Но чтение сценария стало настоящим потрясением. — Какая именно его часть вас потрясла? — Финальный момент как бы прошел мимо меня, когда я впервые его прочла. И вдруг я сказала себе: «Стоп, погоди секунду». Я вернулась, перечитала и подумала: «О, это великолепно. Отлично. То, что я прочитала, очень правильно». Но потом мне пришлось с этим бороться. Съемки были очень долгие и изнурительные. Но это была невероятно эмоциональная игра. — Ваша завершающая сцена? — Да, Определенно, эту сцену довольно длительное время рассматривали под микроскопом, что вполне понятно, но она была поэтичная и прекрасная. — Расскажите, что можете, о съемках этой последней сцены. — Как я уже говорила, мне всегда хотелось показать более мягкую, человечную сторону Дейенерис, показать сложность ее натуры. Всегда найдется тысяча причина сказать что-то или сделать какой-то вывод. Мы являемся продуктом собственного жизненного опыта и ощущений, и с учетом всего этого люди могут сказать: «Она такая брутальная, такая холодная». Но я по-настоящему пыталась внести некую легкость и светлость. Я хотела сыграть в игру со смысловой нагрузкой этой сцены. Не то чтобы я хотела показать ее безумие — мне это слово вообще не нравится. Мне не нравятся фанаты, называющие меня «безумной королевой». Но она пережила так много горя, травм, боли. У нашего мозга есть поразительная способность находить короткий путь к комфортному самочувствию, и неважно, полагаешься ты на реальность или немного заблуждаешься. Если мы видим насилие, совершаемое кем-то молодым, то мы часто можем мысленно как бы покинуть эту сцену. Но я хотела, чтобы Дейенерис осталась. Я хотела показать ее такой, какой она была в самом начале: молодой, наивной, доверчивой, открытой, полной любви и надежд. Я так хотела, чтобы ее запомнили именно такой. — И вам пришлось полтора года держать это в тайне. — Это хуже всего. Я не могла никому сказать. Ну, то есть, я сидела за столом в кругу семьи, а родственники типа спрашивали: «Так, из чистого любопытства, что ты думаешь о Дейенерис? Она тебе нравится? Она тебе кажется приятной? Ты ее полюбила?» Моя лучшая подруга Лола не смотрит этот сериал. Это не ее. Но мы часто общаемся, и она слышит обрывки разговоров вокруг меня — таксисты, знакомые на работе. Пару месяцев назад она сказала мне: «Дейенерис испортится, не правда ли?» И у меня началось настоящее словоизвержение: «Боже мой! Я так долго хотела рассказать об этом кому-нибудь!» А она типа: «Я знала об этом, я знала!» — Давайте поговорим об изменениях в Дейенерис подробнее. Сначала она невинная пешка в брачной сделке, а потом становится Кхалиси, решительной и твердой воительницей. Она съедает сердце жеребца. Она с гордостью наблюдает за тем, как муж убивает ее жестокого брата расплавленным золотом. Она выходит из погребального костра с тремя драконами. Каковы ваши впечатления от этих ранних изменений? Вы чувствовали себя сильной? И как вы чувствовали себя вне съемочной площадки? И еще. Как убедительно съесть сердце лошади? — Ну, давайте я сначала отвечу на последний вопрос. Чтобы убедительно съесть его, надо представить, что ты ничего не ел неделю, и что если съешь это сердце, то получишь от жизни все, что хотел. Вот как убедительно едят лошадиное сердце. Помню, я тогда подумала, что буду есть его так, будто после этого сбудутся все мои мечты. Вообще-то это был обычный желатин, большой мишка-гамми с сухими макаронами внутри, которые были похожи на настоящие артерии. Вкусно. — Язык проглотишь. А изменения? — Я была на седьмом небе от счастья, когда получила возможность сыграть эту героиню. В театральной школе мы изучали Шекспира, и Дейенерис не очень далека от него в плане тех необычайных, странных, первобытных и несовременных моментов, которые она пережила. А еще это была моя первая работа. И сыграть такую роль — это своего рода рост. В первых сценах вы, скорее всего, видели боль Эмилии, а не Дейенерис, потому что это некомфортно, это нелегко. Место съемок само по себе невероятно страшное, когда туда приезжаешь в первый раз. Каждая новая работа пугает. Я отнюдь не имею в виду, что во время съемок случилось нечто плохое, Такого не было. Меня всегда защищали. Все были такие благожелательные и замечательные. Но я была очень юной и только начинала свой путь в киноиндустрии. А потом, позднее, я уже говорила об этом журналистам «Нью-Йоркер», когда у меня случилось два кровоизлияния, я не хотела никому дать повод сказать: «Да она просто ребенок, она с этим не справится». Мне просто хотелось хорошо делать свою работу. Мне не хотелось никому давать основания для заявлений типа: «О, нет, взгляните на нее — молодая, неопытная девушка. Как хотите, но она не в состоянии сыграть эту роль». — Вы можете рассказать о какой-нибудь сцене в самом начале, которая оказалась особенно сложной для вас в эмоциональном плане? — Это будет очень странное и дикое заявление с моей стороны, но я скажу. Никто не смог бы изнасиловать меня так восхитительно. Джейсон Момоа играет Кхала Дрого. А та сцена — ну, он там плакал даже больше, чем я. Это было жестоко, но он был очень добр и внимателен. Он оберегал меня, так что с этой сценой я справилась. Более трудной была самая первая сцена, когда Дейенерис заходит в ванну. Вот это было действительно жестоко, потому что я стояла обнаженная перед людьми, с которыми раньше ни разу не встречалась. И еще камера работала. — По поводу ваших медицинских проблем. Вам пришлось сниматься во втором и третьем сезоне после операций на головном мозге. Вы можете об этом рассказать? — Я ощущала слабость, но постоянно работала в таком режиме типа «пожалуйста, не увольняйте меня. Пожалуйста, пожалуйста, не дайте мне все испортить. Пожалуйста, не позволяйте никому думать, что я не справлюсь с этой ролью». Каждый день я воевала со своими демонами, которые нашептывали мне: «Ты больная, ты не справишься. Ты устала, откажись». Была пара сезонов, когда я во всем сомневалась, колебалась и ощущала колоссальное чувство вины из-за того, что не могу полностью войти в образ своей героини, сыграть главную роль в моей жизни. Я знала, что очень многие готовы меня заменить и стучат в режиссерские двери. Я чувствовала усталость, была опустошена, взволнована, встревожена, и каждый день боялась. — Вы помните самый худший день на съемочной площадке? — Первые два сезона съемки часто проходили в жарких странах, в карьерах и других местах, где невероятно трудно из-за жары. Рабочие дни были очень длинные, а на мне был этот огромный парик на подложке. И я постоянно думала о том, что вот-вот могу умереть, потому что у меня уже было два кровоизлияния. Я ощущала страшную слабость и была на грани обморока. У меня болела голова, и я думала, что умираю. Но я никому об этом не говорила. Так что трудный день — это долгий день, когда много народа, когда страшная жара, когда хочется плакать, когда пытаешься не упасть в обморок, пытаешься не думать о том, что умрешь. В это самое время надо произносить свои слова на дотракийском. А затем приходить на ужин, всех приветствовать и поддерживать дружескую беседу. Это было действительно трудно. Я уверена, многие прочитают это и скажут: «Да она просто изнеженный ребенок, в этом нет ничего сложного и страшного, ничего». Но когда ты не можешь быть честен с окружающими, когда не можешь сказать, что тебе трудно и плохо, это невыносимо страшно и больно. — У вас когда-нибудь было ощущение реальной опасности? Ну, вы когда-нибудь думали, что вот вы на площадке, сидите на драконе, голова болит, а вам надо снимать очередную сцену? — Да, много раз! В моменты крайней нагрузки мой страх перед смертью усиливался многократно. Были такие случаи, когда я отводила в сторону одну из стилисток или гримерш, и говорила им: «Мне кажется, я умираю, хотя это не так. Просто подержи меня за руку, хорошо? Посмотри на меня и скажи, что я в порядке, ладно?» Они смотрели на меня как на ненормальную и старались мне помочь отдышаться и прийти в себя. — Фанаты вам не надоедают? — Когда человек пьян, это может плохо кончиться. Чем больше человек пьет, тем хуже становится. — Вас не просят произнести команду «Дакарис»? — Да, еще как просят. А теперь у фанатов другая любимая фраза: «О, не убивай меня! Ладно. Я пока не стану опрокидывать свечу. Не беспокойся. Ты в безопасности». — Что дальше? Вы ограничитесь небольшими театральными постановками в своем театре? Или вы будете искать роли супергероев? — Я очень хочу учиться. У меня есть прекрасная работа, которую я буду делать вместе с Бьерном Рунге, снявшим драматический фильм «Жена». Мне эта картина кажется блистательной. Мы будем делать небольшой фильм про поэтессу Элизабет Барретт Браунинг. — А как насчет приквела «Игры престолов»? — Да, приквел есть, но он не имеет никакого отношения к Дэвиду Бениоффу, Дэну Уайссу и к актерам из нынешнего состава. — Что вы о нем думаете? — Я думаю, пусть будет, а там поглядим. — Вам кажется, здесь чистая попытка заработать? — Господи, я не знаю, позволительно ли говорить такое. — Вы можете говорить что угодно. Вы же звезда. — Я думаю, что было бы замечательно немного притормозить, а уже потом заниматься чем-то еще. Но это будет нечто совершенно другое, и это не будет «Игра престолов». Название будет другое. Это будет фантастический сериал, примерно о том же времени, в духе «Игры престолов», с такими же персонажами. Я не могу об этом говорить, потому что не знаю сценарий. Но мне хотелось бы сделать небольшой перерыв после «Игры престолов», чтобы все остыли. И уже потом думать о чем-то другом. Потому что сегодня все уже по горло сыты «Игрой престолов», не так ли? Я из тех, кто уходит с вечеринки, когда она в самом разгаре, потому что уходить надо с хорошими впечатлениями и воспоминаниями. А когда живешь в образе своего персонажа десять лет, начинаешь задумываться: «Ну какую еще историю он может рассказать?» Я знаю, есть множество желающих сделать эпизоды длиннее, желающих продлить этот сезон. И я отношусь к этому с большим уважением. — Последние эпизоды оказались очень насыщенными. Там очень многое происходит. Все сконцентрировано, сбито в одну кучу. И люди начинают требовать снять восьмой сезон заново. Вы об этом слышали? — Нет, не слышала. — Если будут переснимать и переделывать восьмой сезон, чего бы вы для него хотели? — Господи. Я могу говорить только от имени своей героини и от имени людей, с которыми общалась на съемках. Но мне бы очень хотелось сняться в сценах с Миссандеей. И с Серсеей. — Вот как! — Да. Хотелось бы больше сцен с участием Серого Червя и Миссандеи. Хотелось бы больше видеть Серсею. У меня такое чувство, что там был геноцид. Это должно было произойти. И еще мне кажется, надо больше прекрасно написанных сцен с участием разных персонажей, чтобы мы могли посидеть и с удовольствием посмотреть диалоги, потому что они прекрасны. Хотелось бы больше этого. Но не мне критиковать гениев, которые написали восемь замечательных сезонов. — Что вы надеетесь увидеть в этих завершающих сценах? — Я надеюсь увидеть то, о чем уже говорила раньше: последние кадры с Дейенерис, которая полна надежды и простодушной любви. Я хочу, чтобы последние кадры с Дейенерис были именно такие. Мне больно, когда о ней думают плохо. Но я уверена, что о ней будут думать плохо, и изменить это мне не под силу. — Сотни, а может, тысячи матерей и отцов по всей Америке и в Британии дали своим дочерям имя Кхалиси. — О, это так странно! — Догадываюсь, что их назвали Кхалиси в духе эмансипации. Но в конце эта героиня показала свои довольно темные стороны. — Я знаю! Но это не лишает ее силы, не лишает ее свободы как женщины. Когда вы посмотрите последний эпизод, вы поймете, что у Дейенерис как у персонажа есть начало, середина и конец. Я думаю, что есть люди, которые согласятся с ней, так как она человек. А Кхалиси прекрасное имя. [Смеется] Через минуту все забудут про картину и будут говорить: «Какое необычное имя, какое сказочное». А носящая его девочка скажет: «Да, да. Моим родителям оно очень понравилось». — Вы хотели бы что-нибудь сказать девочкам, которых назвали Дейенерис и Кхалиси? — Я бы сказала: «Идите к своей цели, девочки!» Мне нравятся эти имена, и я думаю, что им тоже понравятся. источник »

76 +