фото показано с : theuk.one

На днях калифорнийский апелляционный суд постановил, что католическая больница может быть привлечена к ответственности за отказ разрешить трансгендерному мужчине — то есть биологической женщине — пройти курс гистерэктомии в рамках процесса перехода из женского пола в законно признанный мужской. Больница Сакраменто Дигнити Хелс (Dignity Health of Sacramento) придерживается принципов католической медицины, согласно которым удаление здорового органа при отсутствии биологической патологии — которое к тому же приведет к стерилизации — нарушает догматы церкви. Впрочем, судя по решению суда, кому они нужны? Больница позволила себе дискриминацию по признаку сексуальной идентичности, и таким образом предположительно пострадавший пациент имеет право требовать удовлетворения в суде. Последствия этого дела для свободы религии очевидны — и заслуживают согласованных, целенаправленных шагов и защиты. Но здесь я хочу обратиться к другому вопросу, который нуждается в срочном рассмотрении: сохранила ли наша культура способность налагать какие-либо постоянные ограничения на то, как мы приспосабливаемся к радикальным желаниям индивидуалистического свойства? Или, другими словами: существуют ли предписанные настолько экстремальные медицинские вмешательства, настолько субъективно тяжелые внутренние психические состояния людей, настолько объективно вредоносные желаемые результаты и настолько радикальное нарушение традиционных этических норм, что мы, подобно Гэндальфу во «Властелине колец», встанем перед демоном Балрогом и дерзко заявим: «Ты не пройдешь!»? Я начинаю серьезно в этом сомневаться. Посмотрим на этические принципы, к которым апеллировала Dignity Health, давая отказ в транссексуальной гистерэктомии. В них нет и намека на сексуальную идентичность или ориентацию. На самом деле эти принципы вовсе не носят агрессивного характера. Скорее, перед нами универсальные моральные стандарты, на которые ориентируется больница независимо от личных обстоятельств пациента: Предписание 29: «Все лица, обслуживаемые католической системой здравоохранения, имеют право и обязаны защищать и сохранять свою физическую и функциональную неприкосновенность. Функциональная целостность человека может быть принесена в жертву для поддержания здоровья или жизни человека в том случае, когда другие морально допустимые средства оказываются невозможны». Предписание 53: «В католических медицинских учреждениях запрещена прямая стерилизация мужчин или женщин, как постоянная, так и временная. Процедуры, ведущие к бесплодию, разрешены тогда, когда их прямым эффектом является излечение или облегчение состояния пациента при наличии серьезной патологии в том случае, если более простое лечение недоступно». Повторюсь, что эти директивы носят абсолютно нейтральный характер и предназначены для того, чтобы применяться в любой фактической ситуации. Учитывая вышесказанное, предположим, что молодая женщина срочно захотела удалить себе матку и яичники, поскольку идентифицирует себя как женщину в период после менопаузы и искренне желает обеспечить себе комфортную жизнь без менструации или риска забеременеть. В соответствии с обеими директивами, такая операция разрешена не будет, поскольку здесь нет никакой биологической патологии: проводя ее, больница нарушит свои обязанности в соответствии с Предписанием 29 «сохранять физическую и функциональную целостность» пациента независимо от его субъективных желаний — и это будет непосредственная стерилизация, которая противоречит Предписанию 53. В этом случае имеет ли суд право обязать больницу удалить здоровый орган? Возможно, нет, в любом случае это не имеет логического смысла. В чем принципиальная разница между фактическим случаем, с которым столкнулась Dignity Health, и моей предполагаемой постменопаузой? Если не принимать во внимание разные идеологические последствия для социальной справедливости, которые вытекают из ситуации с нынешней трансгендерной парадигмой? Я не вижу никакой. Ох, Уэсли! Трансгендеризм — это реальное явление, при котором реальные люди страдают от экзистенциального кризиса, потому что при рождении им «приписывают» неверный пол. Мысль о том, что любого можно идентифицировать как инвалида — и требовать медицинского вмешательства, чтобы выполнить это желание — просто нелепа. Если бы. Существует ужасное психическое заболевание, известное как «синдром невосприятия целостности собственного тела» (BIID), при котором вполне здоровые люди одержимы идеей о том, что их истинное «я» должно быть недееспособным. Эти несчастные полагают себя самозванцами из-за того, что им даны нормально функционирующие тела; они отчаянно жаждут стать инвалидами и обрести то состояние, которым, по их мнению, обладает их «истинное я». Это желание может выражаться в форме навязчивой идеи ампутировать руку или лишить себя зрения. Некоторые даже жаждут перерезать себе спинной мозг, чтобы, парализованные, они могли передвигаться на инвалидной коляске. Итак, я возвращаюсь к своему вопросу: в чем заключается существенное различие между биологическим мужчиной, экзистенциально идентифицирующим себя как женщина и требующим операции по модификации тела, и ходячим человеком, который верит, что для осознания своей истинной сущности ему нужно стать инвалидом, и желает провести операцию для достижения желаемого физического состояния? Неудивительно, что пациенты с BIID никакой разницы не видят и требуют своего права на операции по изменению тела. Существует даже «сообщество BIID» с соответствующими веб-сайтами и правозащитными мемами. Действительно, отлично отдавая себе отчет в том, какой грубой политической силой обладает лексикон, многие теперь называют себя «трансэйблами», явно пытаясь присоединить «вагончик» с собственными навязчивыми идеями к стремительно набирающему скорость трансгендерному культурному поезду. Как и в случае с трансгендеризмом, нынешние пропагандисты утверждают, что BIID — не психическое заболевание, а следствие органического состояния мозга. Пользуясь идеологической защитой права на личный рекреационизм — термин, придуманный специалистом по медицинской этике Леоном Кассом (Leon Kass) — некоторые отчаявшиеся люди с BIID отрезают себе конечности или иным образом калечат собственное тело, желая получить то, что считают своей истинной формой существования. (Большинство, разумеется, не получают.) Мало того, целый ряд медицинских работников проводят ампутации здоровых конечностей или еще какими-то способами калечат своих пациентов с BIID. Так, один психолог ввел едкое вещество в организм женщины, которая очень хотела ослепнуть. В прессе появилось радостное сообщение о том, что слепая женщина теперь очень довольна своим новым состоянием. Совершим ли мы следующий шаг и предоставим авторитетным врачам этические и юридические полномочия, чтобы они могли, подобно этому беспринципному психологу, удовлетворять желания пациентов с BIID, основываясь на их субъективных психических состояниях? Опять же, почему нет? Действительно, в медицинских изданиях и журналах по биоэтике все шире пропагандируется выборочная ампутация здоровых конечностей или другие медицинские процедуры, чтобы под видом «лечения» лишать «трансэйблов» дееспособности. Кроме того, отказ от такого шага противоречит в высшей степени индивидуалистическому духу эпохи. Если (однажды) мы действительно разрешим медицинским работникам на добровольной основе калечить своих пациентов с BIID, станет ли это в конечном итоге юридически обязательным — как это произошло в случае с транссексуалом Dignity Health в Калифорнии (если предположить, что дело будет иметь место)? Трудно найти тому какие-либо препятствия. Согласно преобладающим догматам в области биоэтики и в среде медицинских учреждений, врачи с этической точки зрения обязаны предоставлять любую законную услугу, которую пожелает пациент, если последний считает ее для себя полезной. К набору таких процедур принадлежат и те, что уносят невинные человеческие жизни. Так, в Канаде суд Онтарио постановил, что все врачи этически обязаны делать аборты, эвтаназию и трансгендерные вмешательства для всех правомочных пациентов, которые эти услуги запрашивают — или давать «эффективное направление», то есть отказывающийся врач должен направить пациента к другому проверенному специалисту, готовому оказать эту услугу. За отказ врачам может грозить дисциплинарное взыскание. Это применимо и к тем врачам, которые отвергают такую практику ввиду своих религиозных убеждений, несмотря на защиту «свободы совести и религии», о которой открыто заявляется в Канадской хартии. Между тем целый ряд наиболее влиятельных специалистов по биоэтике из самых престижных медицинских изданий утверждают, что врачи с этической точки зрения обязаны выполнять все требуемые пациентами вмешательства — если медицинская профессия признает их приемлемыми с медицинской и этической точки зрения. Так, в одной статье в авторитетном Журнале медицинской этики (Journal of Medical Ethics), публикуемом Британским медицинским журналом (British Medical Journal), утверждается, что дети имеют «право на переход», и что врачи должны блокировать половое созревание детей с диагнозом гендерной дисфории, даже когда родители говорят «нет». В том же духе в Медицинском журнале Новой Англии (New England Journal of Medicine) высказался Иезекииль Эмануэль (Ezekiel Emanuel), главный разработчик Закона о доступном медицинском обслуживании: он написал, что врачи обязаны совершать любое запрашиваемое пациентом законное вмешательство при условии, что оно отвечает требованиям медицинского учреждения: «Ставить пациента на первое место означает предлагать и предоставлять ему допустимые медицинские вмешательства в соответствии с обоснованными решениями пациентов. Таким образом, медицинский работник не может отказать пациентам в доступе к лекарствам для лечения психических расстройств, сексуальной дисфункции или в целях контрацепции, если речь идет об их осознанном решении, и если в профессиональных кругах эти препараты считаются приемлемыми для соответствующих медицинских вмешательств». Этические предписания Эмануэля очевидно включали в себя аборт. А если врачи считают вмешательство биологически вредным или противоречащим их собственным религиозным убеждениям или моральным кодексам? По мнению Иезекииля, им не место в медицине: «У медицинских работников, которые не желают принимать эти ограничения, есть два варианта: либо выбрать ту область медицины, в которой они не окажутся в ситуации, противоречащей их личным моральным принципам, например, радиологию, либо, если такой области нет, оставить эту профессию (акцентируем последнее)». Мы вынуждены признать, что сегодня происходит депрофессионализация медицинских дисциплин, а также переосмысление и пересмотр статуса врачей, медсестер, фармацевтов и прочих медработников, которые теперь считаются высококвалифицированными специалистами на службе у радикально индивидуалистической секуляристической идеологии. Если «медицинское сознание» будет уничтожено — а за это ратует Эмануэль и иже с ним, равно как и суды — остается мало надежды на то, что от врачей и больниц не будут требовать на законных основаниях участвовать в процедуре нанесения увечий или что им не будет грозить судебный процесс и даже потеря профессиональной лицензии. Если не остановить это общекультурное моральное кровотечение, стоит ожидать, что где-то лет через десять хирургия, превращающая физически здоровых людей в инвалидов, станет обычным делом в западных больницах, а через 15 — больницы и врачи лишатся права сказать «нет». Уэсли Дж. Смит — удостоенный наград старший научный сотрудник Центра человеческой исключительности при Discovery Institute. Его последняя книга — «Культура смерти: эпоха „навреди» медицине» (Culture of Death: The Age of «Do Harm» Medicine) источник »

87 +