2018-6-16 22:40 |
С Таней Штейнберг мы знакомы с юности, хотя расстались надолго и снова встретились пару лет назад в Лондоне. Таня закончила биофак МГУ по специальности «физиология», какое-то время работала в науке. Переехала в Англию в 1991 году с большой семьей: тремя приемными и двумя собственными детьми, еще две дочери родились уже в Англии – в том числе Лиза.
Таня жила и живет в английской провинции, которую она любит и понимает. Она долго занималась семьей и домом, но уже под 50 стала кэрэром и проработала 7 лет. Это был смелый шаг во всех отношениях, и Таня восприняла свои новые задачи и трудности весело и творчески. Результатом явилось не только понимание сложной и довольно запутанной системы ухода за больными и престарелыми в Англии, но и прекрасные кэрэрские рассказы и стихи, которые можно будет услышать 24 июня на совместном творческом вечере Татьяны и Елизаветы Штейнберг.
– Таня, ты выросла в довольно защищенной семье, твои родители были в какой-то степени советской элитой, а ты себе выбрала сложную жизнь: многодетная мать, а потом «кэрэр» (сиделка). Это случайно или намерено в какой-то степени? Против традиции?
– Многодетность получилась, мне кажется, из-за моей неуверенности в своей ценности как представителя науки. А материнство радовало и как бы повышало в ранге. Что же до семейных установок, то вообще-то я была приучена к домашнему труду. Опять же, сестра младше на 14 лет – младенцы меня не пугали.
– Ты начала с хорошей карьеры, в научных институтах. Тебе было там интересно?
– Интересно было, но как-то абстрактно, без настоящего энтузиазма. Постепенно у меня появилось нечто вроде комплекса собственной никчемности: вот меня учили, и вроде что-то умею, а толку чуть – мысли вечно где-то не там.
– То есть семья была эскейпизмом?
– Пожалуй. Когда мы с мужем стали жить вместе, собрав детей, дел стало выше крыши. Главное, я чувствовала, что у меня получается. И все это действительно важно, нужно и вообще мое.
– А был ли эскейпизмом отъезд? Ты рада была? Огорчена?
– У меня уехало много друзей, и я, конечно, тоже подумывала. Но предложение о работе получил именно муж. Поэтому впоследствии все опиралось на его возможность зарабатывать на новом месте. Мое превращение в домохозяйку было совершенно органичным. Мы были командой.
– Когда ты стала кэрэром, что тобой двигало? Прагматика или желание помогать людям?
– Мне надо было срочно найти работу, и я знала, что на такую меня возьмут. Физически я довольно вынослива, был некоторый опыт и понимание, что это дело благое. Но я так считаю, что все, что мы делаем, мы делаем для себя. В моем же случае я прежде всего зарабатывала деньги.
– Что ты вынесла для себя? Чему научилась? Изменило ли это тебя?
– Я несколько инфантильна по природе своей – сказывается счастливое советское детство и, видимо, некоторые пробелы в социальном плане. Зато я могу быть весьма категорична, рассуждая, как надо. Мы ведь выросли во времена тотального недоверия любым авторитетам.
Работа вынудила меня не только учить язык, но и понимать свое место, так сказать, в системе. Я была такой как бы бодливой коровой, которой несколько обломали рога. Это был полезный урок, я считаю.
– Должен ли кэрэр жалеть клиентов?
– Наверное, как любая работа с людьми, кэрэрство невозможно без эмпатии. Тем более эти люди часто немощны, капризны и бестолковы. С одной стороны, нам предполагалось иметь человеческие отношения с клиентом, с другой – держать дистанцию. То есть вести себя профессионально. Добавлю еще, что служба наша была достаточно утомительной, и всякие дополнительные переживания и усилия могли изнурить вплоть до потери здоровья. Кэрэры с большим стажем, за которыми я наблюдала, впечатляли балансом между добросовестностью и пофигизмом. При этом они всегда были доброжелательны и бодры. Чтобы сохранить себя в такой форме, нужны постоянные компромиссы – видимо, на уровне подсознания. Иначе легко надорваться и стать вообще непригодной для работы.
– Разумна ли система? Солидарна ли она? Как с бюрократией?
– Социальная помощь в Британии уже прошла большой путь развития. Это уже отрасль хозяйства, а также бизнес. Человек «с ограничениями» уязвим. Чтобы избежать возможных злоупотреблений и разного рода претензий с обеих сторон, необходимо выработать правила, стандарты и распределение ответственности. Бюрократия необходима, ее разрастание неизбежно, а также неизбежно ее, так сказать, постепенное отчуждение от практики. Понятно, что кэрэр тут – последний, о чьих удобствах будут печься. Кэрэр будет ворчать и раздражаться на нелепые порядки, на всякого рода неудобства в виде дурацких ритуалов, выдуманных на «верхних этажах». Система будет трещать по швам – ведь, например, стариков становится все больше. Вопрос ресурсов стоит очень остро, и всякого рода уловки заставить людей работать за меньшие деньги совершенно закономерны. У менеджера своя логика.
Я не в обиде – особенно сейчас, когда далека от этих проблем. В свое время воевала, конечно. С переменным успехом. Училась смирению и берегла нервы.
– Испытывала ли ты сложности как иностранка?
– Поначалу особенно напрягалась с пониманием речи – учитывая нашу специфику. Так и не решилась, например, сидеть на телефоне: боялась что-то недопонять и подвести народ. Коллеги мою иностранность воспринимали нормально – у нас много кто работает. Иногда шутили – например, одна наша координаторша утешала мальчика из системы поддержки в нерабочие часы (они накосячили, и я была, скажем, сердита): «Ну что ты хочешь, она же русская». И смеялась. Сама при том итальянка. Клиенты иногда придирались. Но такие обычно к чему угодно готовы придраться. Улаживали как-то.
– Как лучше – быть матерью семейства или работающей женщиной?
– Наверное, лучше сочетать. К тому же потребности могут меняться. Мне кажется, я и в науке сейчас работала бы сознательно. Во всяком случае, я рада, что наши дочери имеют профессию и не предполагают становиться домохозяйками. Собственно, у них особого выбора нет.
– Творчество. Когда начала писать стихи? Насколько это семейная традиция?
– Не так давно я осознала, что это именно традиция – с маминой стороны. Бабушка когда-то рвалась в журналистику вслед за успешным братом (а пришлось пойти в геологи, что спасло ее, вероятно, – брата расстреляли в 37-м), писала стихи. И моя тетя, дочь этого брата, тоже в юности писала стихи. Все они носили фамилию прадеда: Товаровские. Отсюда мой псевдоним.
– А как с прозой?
– Думаю, я не писатель. Поэзия мне дается легко, а вот сочинить роман я не сумею. Но я могу рассказывать байки. Поэтому, отойдя малость от своей кэрэрской карьеры, я стала вспоминать то и другое, и мне захотелось это записать – пока не забыла. Это был интересный период моей жизни, да и люди того стоят. Некоторые из них вызывали восхищение, кого-то я особенно жалела, кто-то сильно доставал...
В то время я наконец завела аккаунт на Фейсбуке и подумывала о своем сайте. Я начала писать свои истории, планируя потом и порассуждать, наконец, о проблемах британского кэрэрства, и стихи добавить, и фотографии. Так все и получилось.
Лариса Итина
Две старушки
Добродетель, всё-таки, не звезда, чтоб, почистив впрок, на себя повесить.
Две старушки наши жили тогда в Хэдли Даун, в доме дверей на десять.
Та, которая снизу, ужасно зла. Всех шугала, будто мы недоумки. Как труба, дымила, притом пила. У неё бутылка хранилась в сумке.
То убрать не даст, то еду не ест. Поменять штаны – так танцуешь танцы. А любимый был у неё наезд – достают проклятые иностранцы.
Это, значит, я.
Объясняла: вот - зашибёшь фунтов и отправишь маме. Из страны!.. Пусть офис других пришлёт!
Отмахнусь – потом попросите сами.
А вторая, что сверху, была кругла, и мила, и довольна любым обедом. При портрете сына тихо жила – средних лет парнишки, с велосипедом.
Он её навещал. Подарил кота, видно, взял на себя небольшие траты. Чтоб осталась редкая красота взаперти у бабки подслеповатой.
Кот был снежно-белым, лёгким, как дым. Между пальцев шерсти торчали прядки. А глазищи – цвета морской воды. Он летал средь хлама, играя в прятки.
Под окном – газон полосой сплошной. Из покатой клумбы глядели гномы.
Жили рядом старушки. Но по одной. Были даже вряд ли они знакомы.
Никаких чудес не коснулось лба, ничего не ожило, не воскресло.
Та, что злая, стала совсем слаба и уже едва покидала кресло. И ушла в могилу, или золой обернулась, смягчив перед смертью норов. А другая, добрая, стала злой – я, дивясь, узнала из разговоров. Так что с ней уже справлялись с трудом. Что там было? Дралась? Нападала сзади?
Сын решение принял – отправил в «дом», что всегда ненадолго в таком раскладе.
Все там будем, в общем-то, в свой черёд – злой ли, добрый... Каждый – временный житель.
Ну а кот-то, белый пушистый кот? Что с ним стало? Девочки, расскажите!
От такой красы избавляться грех. Кто-то был бы счастлив, имея рядом... Говорят – устроился лучше всех, в своём новом жилище, с детьми и садом.
Вот и славно. Будет там господин, обретя не ту, так иную стаю. Ну, а если что, – умрёт не один. Это очень важно, как я считаю.
Татьяна Штейнберг
18.10.16
|