фото показано с : theuk.one

Противники Бэннона называют его «самым опасным идеологом Америки». После того как он помог Дональду Трампу выиграть президентскую гонку, Бэннон утверждает, что поможет европейским популистам одержать историческую победу на выборах в мае следующего года. Бэннон является скандальным активистом и одним из самых грозных блюстителей политического переустройства западных демократий. Бэннон по-своему использует глобализацию. За несколько дней он проехал тысячи километров, чтобы встретиться с Маттео Сальвини в Риме, с Синдзо Абэ в Японии, прежде чем задержаться на несколько часов в Париже. Именно в отеле «Бристоль», прошла наша встреча с «представителем рабочего класса», как он сам себя называет. У Стива Бэннона за плечами богатый жизненный опыт: офицер ВМС США, продюсер сериала «Seinfeld» (самый прибыльный ситком за всю историю), директор консервативного сайта «Брейбарт Ньюс», глава избирательной кампании и советник Дональда Трампа. Везде красной нитью в его работе проходила защита «простых людей», чей голос он намерен заставить услышать в Америке и Европе. Его фонд «Движение» намерен объединить все европейские популистские партии, особенно с учетом выборов в мае следующего года. Бэннон охотно хвастается своим влиянием, его оценка является важной составляющей для понимания глубоких изменений в мировой политике. Фигаро: Как вы себя позиционируете с точки зрения идеологии? Как популист? Националист? Национал-популист? Консерватор? Национал-консерватор? Стив Бэннон: Я бы сказал, что я одновременно популист, националист и сторонник независимости. К тому же я традиционалист в вопросах семьи и традиционных ценностей. Это принцип движения, частью которого я являюсь для объединения всех этих идеологических течений. Сейчас я все объясню. Быть популистом — означает одновременно противостоять элитам и придерживаться принципа субсидиарности: решения должны приниматься на самом низком уровне. Быть националистом — означает укреплять вестфальскую систему: нация является единственным образованием, которое поддерживается гражданами, гарантируя при этом их свободу. Быть сторонником независимости — означает защищать систему свободных наций, в которой каждый может подписать договор или создать союз, такой как ЕС или НАТО, но только на основе своего суверенного выбора. Достаточно взглянуть на это, чтобы увидеть, что наши идеи необходимы по всему миру, от Синдзо Абэ в Японии до Родриго Дутерте на Филиппинах. Посмотрите, что происходит в Австралии, в Индии с Моди или ближе к вам в Европе, в Бразилии с Болсонару, в Колумбии или во многих других странах, включая США, конечно… Все это является совокупностью популизма, национализма и независимости. — Чем вы объясняете одновременный рост популистов во всех западных демократиях? Что общего между Сальвини, Орбаном, Трампом и Болсонару? Вы думаете, все эти движения можно сравнивать? — Посмотрите на китайцев: они говорят, что их система — это коммунистический режим с китайской спецификой. С популизмом то же самое: каждый раз речь идет о национал-популистском режиме, но с венгерской, французской, итальянской, бразильской и американской спецификой. В каждой стране свой режим, который предлагает решения, адаптированные к ее собственным экономическим и социальным проблемам. В этом сила национал-популистского режима: он уникален в каждой стране, поскольку в каждом случае выдвигает на первый план то, что находится в центре его интересов. — Но тогда, с какой целью вы хотите объединить европейских популистов, если, как вы сказали, ситуация в Европе и в США очень отличается… — Я думаю, что у национал-популистов Европы и США есть одна общая черта: они выступают против элит и сосредоточения власти, независимо от того, находится эта власть в Брюсселе или Вашингтоне. В США популисты хотят вернуть власть народу, штатам, находящимся в самом низу, и выступают против разрушительной силы глобализации, которая распространяется как в профессиональном политическом классе, так и на Уолл-стрит (Wall Street) и в Силиконовой долине. Все это является частью глобалистского менталитета, в котором Давос заправляет балом. И этот менталитет противоречит интересам обычного человека. Это то, что объединяет народы США и Европы: модели поведения наших элит одинаковы. У вас был европейский проект Жана Монне (Jean Monnet) сего внутренней логикой, которая должна была привести к созданию Соединенных Штатов Европы. Мы можем сравнить Италию с Южной Каролиной, Францию с Северной Каролиной, Испанию с Грузией и Венгрию с Мэрилендом. Короче говоря, по этой схеме у вас есть только зависимые от Брюсселя и ЕЦБ административные единицы, но никак не свободные и независимые страны. Глобалисты видят в национальном государстве препятствие, которое необходимо преодолеть. А мы считаем, что национальное государство — это драгоценный камень, который нужно полировать и хранить. Потом, именно жители страны должны принимать решения близкие их национальным реалиям и в рамках суверенного национального государства. Наконец, есть еще один последний аспект, который был отмечен на Всемирном конгрессе семей. Повсюду в мире мы наблюдаем возвращение к традиционным ценностям: у Трампа, Марион Марешаль, Сальвини, у японцев и, естественно, у Болсонару. Это возврат к традиционным социальным структурам нации, семьи и культуры. — Что вы думаете о предстоящих европейских выборах? Что вы отвечаете тем, кто обвиняет вас во вмешательстве? — Эти выборы станут важным поворотным моментом в европейской истории в целом, а не только в ее политической истории. Это популистское движение, которое стремиться к национальному суверенитету пустило корни. Динамика, которая лежит в основе этого, является глобальной с точки зрения перспектив. И один из важнейших переломных моментов произойдет во время предстоящих европейских выборов, когда огромное количество голосов будет отдано в пользу националистических партий. Что касается моего вмешательства, то я не нужен людям, чтобы уничтожать правящие партии в своих странах. — Давайте поговорим о вашей карьере. Как продюсер ситкома стал советником президента Трампа? — Я выходец из семьи американских рабочих. Мой дедушка и отец работали монтажниками. Я воспитывался в католических традициях. У моей мамы было пятеро детей, и она была домохозяйкой. Мы были демократами, воплощением рабочего класса Демократической партии. Я не забыл, откуда я вышел, и если вы обратите внимание на мои выступления, то вы увидите, что у меня есть только одна цель: обеспечить рабочему классу больше прав. Независимо от того, был ли я морским офицером, учился ли я в Гарвардской школе бизнеса и школе иностранных дел Джорджтауна, работал в «Голдман и Сакс» (Goldman Sachs) на Уолл-стрит, мои корни уходят в народ. В глубине души я остался защитником рабочих, и я посвящаю свою жизнь только одному: вернуть их голос. Сегодня у Демократической партия имеет в своих рядах лишь несколько представителей рабочего класса. Она превратилась в партию «прогрессивных» левых, выступающих против традиционной семьи, против рабочих и за глобализацию. Тогда американский рабочий класс стал голосовать за республиканцев. Первое время он не был должным образом представлен. Действительно не нужно забывать, что Республиканцы продвигали свободную торговлю, не защищая наши производства, что они отстаивали открытие границ, нелегальную и безграничную миграцию. Вот почему победил Трамп. — Стал ли ваш опыт в финансовом секторе поворотным моментом? — В 1980-х годах я работал в отделе слияний и поглощений «Голдман Сакс». Я работал в самом эпицентре инвестиционно-банковского сектора. В «Голдман Сакс» я понял, что элита не умнее рабочего класса. Мой дедушка, который всегда был одним из моих кумиров, бросил школу в третьем классе, а мой отец в девятом. Но они были действительно двумя самыми умными людьми, которых я когда-либо знал. В «Голдман Сакс» я понял, что рабочий класс обладает той же коллективной мудростью, что и элита. Вот почему я всегда внимателен к мнению людей в процессе принятия решений. Если бы мне пришлось выбирать между сторонниками Трампа в красных кепках, которых Хилари Клинтон назвала «жалким сборищем»,и самыми высокопоставленными сотрудниками «Голдман сакс», я бы не раздумывая выбрал первых. — Ваш отец потерял все свои сбережения во время кризиса 2008 года. Это повлияло на ваше решение начать эту борьбу? — Мой отец вложил небольшие сбережения в акции телекоммуникационной компании, в которой он проработал пятьдесят лет. Для него эта компания была так же важна, как католическая церковь. Но в 2008 году все это рухнуло в одночасье, о чем он узнал по телевизору. Несправедливость заключалась в том, что не пострадали только элиты и крупные компании, такие как «Дженерал электрик» (General Electric) или «Голдман Сакс». Всем инвестиционным и коммерческим банкам помогли остаться на плаву. И только моему отцу никто не помог. Во время кризиса 2008 года мы разрушили жизни людей, которые всю жизнь соблюдали правила игры, и мой отец был одним из них: он был основой общества, он был честным человеком, он платил налоги, он много работал каждый день, чтобы его пятеро детей могли ходить в католическую школу. Если вам наплевать на этих людей, вы разрушаете всю социальную структуру! В этом кризисе элиты защищали только свои собственные интересы, они оставили погибать квалифицированных рабочих, таких как и мой отец, которые являются костяком общества, который мы сегодня теряем. Именно с этого началась наша революция. — Что вы думаете о «желтых жилетах»? — Я их вполне могу сравнить с теми, кого Хиллари Клинтон назвала «жалким сборищем». За исключением того, что мы направили всю энергию и весь наш гнев на поддержку Трампа. И этот же гнев поможет переизбраться Трампу на следующих выборах. «Жалкое сборище» в США не выходило на улицы и им не нужно было насилие. — Что вы думаете о Макроне? — Макрон — глобалист. Когда мне говорят, что он патриот, я отвечаю, да, может быть, но столицей его родины является Брюссель. Он видит себя европейцем: он идет к его большей интеграции в европейский проект. — Трамп сдержал свои обещания? Какие у вас c ним отношения сегодня? — Он понял, что важно выполнять обещания данные людям, начиная со строительства стены, адаптации США к структурным изменениям в отношении Китая и прекращения конфликтов за рубежом. Если вы послушаете его речь о состоянии Союза в начале февраля, вы увидите эти три пункта. Это были три основных обещания, которые он дал в 2016 году, и, столкнувшись с этим, демократическому и республиканскому истеблишменту остается только противостоять ему в вопросе строительства стены. Трамп знает, что она не будет построена, когда он будет переизбран. Но, по крайней мере, он демонстрирует американцам, что борется с иммиграцией. И люди говорят себе: «Он делает то, что обещал…» Если Трамп будет продолжать в том же духе, то я не вижу никого, кто мог бы победить его в 2020 году. И когда меня спрашивают о моей близости к Трампу, я отвечаю, что он позиционирует себя сегодня как националист, и что мы никогда не были так близки как сегодня, потому что даже когда я возглавлял его кампанию, он себя таковым не считал. Что касается французов, вы должны знать, что он не собирается уничтожать НАТО, он любит Францию так же, как и остальные американцы. Мы знаем, что мы не были бы свободными и независимыми без поддержки Франции, потому что мы помним историю нашей независимости. — По вашему мнению, кризис 2008 года был только экономическим и финансовым? Или же он выявил более глубокие духовные корни? — Если вы сегодня проедете по Франции и по всей Америке, то вы увидите, что обе страны по-настоящему не оправилась от кризиса 2008 года. Как будто этот экономический кризис самым жестким образом спровоцировал тех, кто априори был далек от его эпицентра, подобно «жёлтым жилетам». Финансовый кризис привел к экономическому кризису, который сегодня ведет к политическому кризису. На мой взгляд, лучшим доказательством морального разложения элиты является не столько финансовый кризис, сколько реакция элит на него. Вспомните, как эти люди наняли лучших юристов, бухгалтеров и банкиров. Элиты Лондона, Франкфурта и, конечно, на Уолл-стрит, хотели только одного: спастись. Конкретно, что они сделали? Они открыли краны ликвидности, что мы называем количественным смягчением, чтобы остановить страх перед дефляцией. Они выделили не менее 4 триллионов долларов, чтобы спасти себя в ущерб простым людям. Если у вас сегодня есть сберегательные счета, которые не приносят никакой прибыли, знайте, что это из-за отрицательных процентных ставок, которые они использовали для своего спасения. И все это на горбу простого человека. По моему мнению, это отказ элит взять на себя ответственность и заплатить за последствия, которые сейчас провоцируют народный протест. Посмотрите на ваш бунт, здесь, во Франции. Это очень тесно связано с катастрофическим Парижским соглашением, согласно которому вы позволили Китаю, крупнейшему загрязнителю окружающей среды на планете, загрязнять ее и дальше. И поскольку у богатых были налоговые льготы, за это должны были платить «желтые жилеты». Мы понимаем, что они в бешенстве! Протест «жёлтых жилетов» является прекрасным примером морального разложения Давосской партии форума и элиты. — Что вы называете Давосской партией? «Моральное разложение», не слишком сильное выражение? — Приведу вам всего один пример, который все объясняет. В январе 2017 года было произнесено две речи. Первая в Давосе президентом Китая Си Цзиньпином, вторая несколько дней спустя в Вашингтоне президентом Трампом. Давайте вспомним, что с победой национал-популистского движения глобализация пережила самое горькое поражение в истории США — Хиллари Клинтон, печально известный глобалист, воплощающий это поражение, — так что партия Давоса и его главные мировые СМИ запаниковали: «Что будет с Трампом, дикарем, который придет в белый дом, чтобы разрушить всю нашу империю?» Цзиньпин в своей речи призывал усилить глобализации. В отличие от Трампа Си Цзиньпин не уточнял, что эта система вредна и что она превратит людей в пепел. Напротив, он подчеркивал центральный момент, который Китай должен принять в новой глобализации. Поэтому все консультанты, все банкиры, все адвокаты, вся элита Давоса громко аплодировала ему и восклицала: «Си — это здорово! Си наш спаситель!» В то время они уже знали, что китайская армия отправила миллион уйгуров в перевоспитательные лагеря; они знали о преследовании Далай-ламы и буддистов в Тибете; они знали о разрушении христианской Церкви в Китае, которая ушла в подполье, чтобы выжить; они знали о положении китайского народа, находящего в рабстве у Коммунистической партии Китая. Зная все это, они приветствовали Си как спасителя и относились к Трампу как к самому дьяволу. Единственная ошибка президента Трампа? Выступать за укрепление вестфальской системы и национального государства. Мы, американцы, заботимся о нашей стране, так как же, как мы хотим, чтобы наши союзники и партнеры заботились о своих: «Сделайте Францию снова великой», «Сделайте Италию снова великой», «Сделайте Польшу снова великой»… Но все они аплодировали Си Цзиньпину и утверждали, что Трамп был плохим парнем. И эта гнилая мораль лежит в основе Давосской партии: они аплодировали тоталитарной диктатуре. На самом деле Давос заботится только об одном: о деньгах. Они не признают никаких других моральных авторитетов. Они боготворят тех, кто заплатит сполна за консалтинг или банковские услуги. Давос очарован золотым тельцом, не подчиняется никакому другому авторитету и, откровенно говоря, именно благодаря этой моральной слабости мы победим его. — Насколько вы близки к истеблишменту Республиканской партии? Признаете ли вы, что на нем лежит часть ответственности за обнищание американского рабочего класса? — Как я уже говорил, республиканский истеблишмент выступал против Трампа всякий раз, когда у него была возможность. В этом масштабном национал-популистском движении республиканский истеблишмент не на нашей стороне. Например, Трамп договорился о торговой сделке на соевые бобы, чтобы ее стоимость могла быть гарантирована независимо после этого от цены на фондовом рынке. Представьте себе, что истеблишмент Республиканской партии не подержал этот шаг, посчитав, что это позволит Китаю провести крупные структурные реформы. С другой стороны, этот же истеблишмент был сторонником нелегальной иммиграции, потому что это позволяло бы ему привлекать низкоквалифицированную рабочую силу и снижать заработную плату. Как только китайская делегация прибыла в Вашингтон, она тут же поспешила на Капитолийский холм на обед с истеблишментом Республиканской партии. До того, как Трамп их не развернул, все эти люди были полностью отрезаны от представителей рабочих в республиканской партии. Помните: на праймериз 2016 года Трамп встречается с двенадцатью кандидатами, которых широко поддерживают Фонд Heritage, Cato Insistut, AEI, братья Кох, Пол Сингер и другие. Будь они либертарианцами, такими как Рон Пол, консерваторами, как Тед Круз, губернаторами, как Крис Кристи, неоконсерваторами, как Марко Рубио, или членами фракции Буша, мы имели дело со сливками республиканского истеблишмента по сути их мышления. И вот туда прибыл Дональд Трамп. И он им заявил, что он построит стену и закроет границы, сократит количество перемещенных рабочих мест, будет облагать налогом сделки с Китаем. Они даже не знали, что означает слово «протекционист», они, вероятно, никогда не слышали его раньше, такого слова просто не было в их жаргоне. И во время праймериз мы видим, что они даже не знают, как ему ответить, потому что они всего лишь политики — роботы, запрограммированные говорить определенным образом. В выходные перед днем голосования представитель республиканского истеблишмента Пол Райан заявил мне в лицо мне, что не стоит ехать в Висконсин, что в любом случае мы проиграем как минимум три очка, и они не хотели быть связаны с этим. Я сказал, что это абсурд, я уверен, что мы сможем победить в Висконсине с небольшим перевесом, но нам нужно было туда ехать. В итоге, Райан и остальные представители истеблишмента отказались выходить с нами на сцену. Они не представляли, что речь Трампа отвечала интересам американского рабочего класса просто потому, что они сами были от него страшно далеки. Во время кампании у нас было три врага: элитная медиа-партия была первой из них, левое крыло Демократической партии, и республиканская партия. Объедините эту тройку, и вы получите политическую и медийную элиту страны, класс, который боролся с Дональдом Трампом с самого начала. — Вы сказали, что вы — протекционист. Каково ваше мнение об экономической доктрине Чикагской школы? — Я не верю в неолиберальную модель. Конечно, я частично выступаю за капитализм, но за реальный, практический капитализм. Ученые Чикагской школы заблудились в своих абстрактных теориях, и они сделали из свободного рынка некий фетиш. Мир сегодня разделен между двумя противостоящими системами. С одной стороны, есть Китай, с меркантильным тоталитаризмом, который пытается наводнить мир своими товарами и своей ликвидностью с помощью программы «Сделано в Китае — 2025 год». На прошлой неделе президент Китая находился с визитом во Франции, чтобы инвестировать 60 миллиардов долларов в рамках 30 контрактов, чтобы открыть свой проект новых «шелковых путей». Китайцы представляют себя вашим новым партнером, но их реальная экономическая стратегия состоит в том, чтобы сделать Францию колонией. С другой стороны, есть западные демократии, которые по-прежнему действуют в соответствии с либеральным порядком и, как могут, противостоят вторжению на рынок этих промышленных товаров, которые полностью освобождаются от норм ВТО, нарушают их торговый баланс и уничтожают их рабочие места. Отсюда и гнев людей. Чикагская школа экономики хороша в теории, но на практике она не выдерживает критики. А знаете ли вы, как к вам отнесутся крупные СМИ в истеблишменте, если вы скажите это в США? Я был обвинен в том, что я всего лишь коммунист. По их словам, я был бы большевиком просто потому, что я защищаю наши предприятия и американских рабочих! — Не является ли вашей самой большой проблемой обращение Республиканской партии в протекционизм? — Дональд Трамп победил, потому что протекционизм, особенно в отношении к Китаю, с целью восстановления рабочих мест, является одним из аспектов, которые я позаботился включить во все его выступления. Это одна из причин, по которой мы победили, особенно в Мичигане, Висконсине, Огайо, Пенсильвании и на Среднем Западе. Потому что существует взаимосвязь между перемещением заводов и рабочих мест в Китай и кризисом опиоидов, который, как вы знаете, убивает до пятидесяти тысяч человек каждый год в США с помощью фентанила (наркотический анальгетик — прим.ред.), о котором слышал весь мир. Но теперь, когда мы задействовали против этого все свои силы, Китай выступает против нас. Даже они понимают, что нужно провести серьезные структурные изменения в экономике Китая, будь то субсидии государственным предприятиям, кража имущества или манипулирование валютами без торгового барьера. Потому что это действительно оказывает негативное влияние на людей, во Франции и в Соединенных Штатах. Вот почему, когда Трамп делает то, что он делает сейчас, он делает это для всех индустриальных демократий: Японии, Северной Америки, Западной Европы… Мы купились на ложь Китая. И особенно благодаря их практике передачи технологий: когда какое-то предприятие во Франции хочет вести бизнес или производить в Китае, ему необходимо создать совместное предприятие, в котором Китай будет иметь доступ к французским технологиям, которые позже будут похищены. Речь идет о краже интеллектуальной собственности и рэкете: вы хотите торговать с Китаем, чтобы конкурировать с ним, чтобы он наводнил ваши рынки? Тогда вы будете вынуждены подать на блюдечке ваши технологии китайцам. Вот как это работает, в отличие от Запада, где капитализм базируется на инновациях, которые стимулируют экономику и заставляют наших предпринимателей двигаться вперед. В то же время, китайцы продолжают вкладывать значительные средства в государственные субсидии, касающиеся предприятий, находящихся в государственной собственности, чтобы получить максимальный экспортный потенциал. Это приводит к тому, что китайский экспортер номер один в мире сегодня страдает дефляцией, потому что Китай живет за пределами своих возможностей и оказывает огромное ценовое давление на остальной мир. Например, в стране производится 800 миллионов тонн стали, и он снижает цены, чтобы заполонить мировой рынок, и оказывает ценовое давление, которое душит ее конкурентов и не позволяет им повышать цены. Вот почему Трамп забил тревогу: мы должны бороться и бороться жестко за то, чтобы основные глобальные структурные изменения функционировали. И важно, чтобы вы поняли во Франции, что вас это тоже касается, и что все это оказывает огромное влияние на ваш народ, как и на американский народ. Не говоря уже о китайском проекте «новых шелковых путей», плане «Сделано в Китае — 2025» и планах расширения 5G в Китае. Они будут доминировать в будущем высоких технологий и в ключевых отраслях производства, и во Франции и в США, и мы станем придатками Китая. Мы ограничимся тем, что будем поставлять сырье и некоторые компоненты, и мы будем рынком для сбыта готовой китайской продукции, одновременно являясь для них цифровой колонией. — Может ли Китай стать военной угрозой в будущем? — В известной книге под названием «Неограниченная война», написанной в 1990-е годы двумя китайскими военными стратегами изложен своего рода военный план против Запада, состоящий из трех типов войн: информационная война, экономическая война и вооруженная война. То, что там описано, можно резюмировать так: «Единственное, что могут делать западные страны, это сражаться, и они знают, как бороться, используя хорошие стратегии». Мы никогда не победим их вооруженным путем, но мы можем победить их, используя информационную войну или экономическую войну «. Вот почему Китай привержен экономическому уничтожению Запада, и именно поэтому он усилил информационную войну, кибермошенничество и кибершпионаж интеллектуальной собственности. Что касается вооруженного конфликта, я надеюсь, что мы никогда до этого не дойдем. Будучи молодым в середине семидесятых, я находился на эсминце в Южно-Китайском море. Это море является основным водным путем для осуществления 40% мировой торговли, и оно всегда было открыто для свободного плавания любой стране мира. Китайцы построили семь фиксированных островов, которые по существу являются их авианосцами, которые служат, чтобы претендовать на то, чтобы Южно-Китайское море стало территориальным морем, так как они хотят видеть безопасный проход судоходства. Я думал в 2014 году, что будет война в ближайшие пять лет в Южно-Китайском море, настолько геостратегическая ситуация была взрывоопасна… Например, японцы считают, что больше всего им стоит опасаться не военного конфликта с КНДР, а угрозы, исходящей из одного из самых напряженных районов: Тайваня, в Тайваньском проливе, или Южно-Китайского моря. Я думаю, что жителям Западной Европы и Северной Америки будет трудно избежать конфликта в Китайском море, если мы действительно не справимся с Китаем и не заставим его действовать в соответствии с нашими экономическими правилами. Правда, я надеюсь от всего сердца, что до этого дело не дойдет. Но только благодаря экономическому противостоянию с Китаем мы сможем этого избежать. То, что Трамп делает с момента своего избрания, является символом его президентства. Он сосредоточен на этом, и теперь у нас есть все силы управления, сосредоточенные на этом вопросе, который станет решающим до президентских выборов 2020 года. — Армия была важным опытом в вашей карьере? — Меня всегда интересовала Азия, поэтому я пошел служить на Тихоокеанский флот на эсминец в качестве офицера, отвечающего за преследование советских подводных лодок. Наши подводные боевые миссии проводились в Китайском море, в Персидском заливе и Индийском океане. Я участвовал в двух морских экспедициях. Во время второй мы были свидетелями взятия заложников. Это был формирующий опыт, который укрепил мою любовь к родине. Чтобы измерить, насколько огромен мир и пойти до конца, чтобы защитить Америку: да, это был отличный опыт. Я был в Китае в 1977 году, я видел Индию и Пакистан, все эти вещи, которые я не мог бы понять, если бы остался в моем маленьком штате и в моем маленьком городке Ричмонд. Армия помогла мне не замкнуться в себе. Позже моя старшая дочь поступила в Вест-Пойнт (военная академия США — прим.ред.) и служила в 101-м воздушно-десантной дивизии в Ираке. Одним из моих лучших воспоминаний стала фото от дочери: измученная, с оружием в руках, она восседала на троне Саддама Хусейна. Для нее было огромным опытом поехать в Ирак. Она также служила в Восточной Европе, и снова это было очень полезно. Служба в армии укрепляет любовь к стране, это долг каждого американца. — Самая большая угроза для Запада разве не исламизм? — По-моему, радикальный ислам и особенно политический ислам и шариат явно представляют собой серьезную угрозу для Запада, но я думаю, что мы можем с этим справиться, тем более на Ближнем Востоке у нас есть партнеры, которые поняли проблемы. Например, генерал ас-Сиси дал понять, что ислам должен реформироваться внутренне, чтобы войти в современность, и что только народы Уммы могут добиться этого. Вот почему в нашу первую поездку с президентом Трампом мы посетили Эр-Рияд, Иерусалим и Рим. Для поддержания диалога между крупными очагами иудаизма, ислама и иудейско-христианского Запада. Тем не менее, радикальный ислам, конечно, представляет собой серьезную угрозу для иудейско-христианского Запада, но это не ислам в целом, а его радикальная, исламистская интерпретация, ставящая шариат над всеми и охватывающая джихад. И я думаю, что для борьбы с этой угрозы Трамп был одной из самых подходящих фигур. Но если рассматривать существующие угрозы, именно китайцы представляют самую яростную угрозу для Запада, учитывая его размеры, историю и амбиции. Достаточно взглянуть на новые «шелковые пути» и на визит китайского лидера во Францию несколько дней назад. Он привез с собой шестьдесят миллиардов долларов: если проект Китая удастся, Франция будет сильно отличаться от того, чем она является сегодня, и это будет гораздо большей проблемой, чем радикальный ислам. Глобалисты не хотели видеть эту угрозу. И Макрон встречает теперь президента Китая с шестидесятью миллиардами долларов, разве он может их игнорировать? — Правда ли, что вы  ненавидите представителей левых, обожающих роскошь, больше чем левых типа Берни Сандерс? Что вы думаете о политике идентичности, которую ведут левые? Разве это не расколет Америку? — Я слушаю «прогрессивистов» слева и то, что они говорят о Трампе. Фактически, они разделяют Америку, желая зайти слишком далеко в политике идентичности, потому что они думают, что это для них способ победить. Для меня это ограниченная политика, которая контрастирует с экономическими результатами и социальным вопросом. Глядя на то, что сделал Трамп, можно понять, что он добился самого низкого уровня безработицы среди чернокожих за всю историю и среди латиноамериканцев за последние 40 — 50 лет, роста зарплат в обеих категориях. И мы уже можем видеть из опросов, что латиноамериканцы начинают поворачиваться к Трампу, которого поддерживают более 40% латиноамериканцев. Таким образом он выбил почву из под ног демократов и его этнического протектората. — Вы возглавляли медиапортал «Брейбарт Ньюс» (Breibart News), а цифровая революция — это угроза или шанс для демократии? — Демократия никогда не была такой сильной, но СМИ начали говорить, что она в опасности, поскольку элиты начали проигрывать выборы. Демократы внезапно попали в огромную опасность только потому, что им дали пинка. В ноябре прошлого года в США проголосовало 113 миллионов человек, был установлен исторический рекорд участия в промежуточных выборах. Нужно ждать большой мобилизации избирателей на предстоящих европейских выборах. Люди более вовлечены, чем раньше, отчасти благодаря социальным сетям. Социальные сети устранили посредников, и именно это сделал Брейбарт. Масс-медиа способны транслировать контент каждый день. Сегодня у нас есть реальные альтернативы, и я думаю, что мы только в начале этого процесса. Помните, что Сальвини и Болсонару выиграли выборы благодаря видеороликам на «Фейсбуке», и не потребовалось тратить миллионы долларов! То же самое с Окасио-Кортес: мы забываем, что несколько лет тому назад она работала барменом и зарабатывала около 17 000 долларов в год. Сегодня она является третьей по значимости политической фигурой в Соединенных Штатах, самой могущественной нации в мире. Да, социальные сети невероятно влиятельны. источник »

67 +