2021-4-28 20:20 |
Не все русскоязычные лондонцы знают, что неподалеку от Гайд-парка находится уникальный храм Успения Божией Матери и Всех Святых, настоятелем которого почти пятьдесят лет был один из величайших проповедников и известнейших православных миссионеров XX века – митрополит Антоний Сурожский. Похоронен он тоже поблизости, на Бромптонском кладбище.
Своим примером и проповедями (в том числе транслировавшимися по радио) Антоний Сурожский привел в православие многих жителей Западной Европы. О его личности, его неоценимом вкладе и его значении для русского мира, а также о праздновании Воскресения Христова мы побеседовали с иеромонахом Антонием (Малинским), председателем отдела по взаимодействию с обществом и СМИ Армавирской епархии.
– Отец Антоний, в качестве небольшого ликбеза для тех, кому по какой-то причине неизвестно имя Антония Сурожского, расскажите: кем он был и в чем заключается его значение для русского мира?
– Митрополит Антоний, в миру Андрей Блум (у него были шотландские корни), был сыном российских эмигрантов и приходился племянником известному композитору Александру Скрябину. После недолгих скитаний по Европе семья будущего владыки поселилась во французской столице, и именно здесь он стал подлинным, ревностным христианином. Слушая известного богослова того времени священника Сергия Булгакова (тот проводил беседу для группы юношей), Андрей Блум впал в ярость и решил прочитать Евангелие, чтобы раз и навсегда покончить с вопросами веры, поставить определенную и жирную черту между областью религии и собой. Читая Евангелие от Марка, он почувствовал, что Христос, о котором говорится в Евангелии, стоит по другую сторону стола. Нужно отметить, что многие из нас, находясь в Церкви с малых лет, не так очевидно переживали и переживают присутствие Бога в своей жизни. Я помню, как мне когда-то на водосвятном молебне запали в душу слова: «Бог Господь и явися нам…», и я думал, как это страшно явление Бога тебе, человеку, – а тут Христос, стоящий рядом с тобой, пылким юношей…
Это явление для Андрея стало началом его христианского и церковного пути, что по сути для будущего митрополита абсолютно одно и то же. Вместе с тем вся деятельность будущего христианина с большой буквы, проповедника и миссионера принадлежала русскому миру. В одиннадцать лет, еще до встречи с Христом, он сказал, что предпочитает умереть в России, чем оставаться живым вне ее.
Сегодня его честные останки лежат в Лондоне, но отрицать, что он жил в России, служил в России и умер в России, мы не можем, потому что Россия – это больше, чем полосатые столбики на границе. На личном опыте, основанном на встречах и искреннем общении с соотечественниками, митрополит Антоний знал, как сложно быть верным Русской православной церкви в СССР, в этом плане он был в полном единении с Церковью-мученицей. Он был вне политики, но был советским христианином, разделяющим все тяготы советской верности Христу.
– «Иногда малая капля сердечности, одно теплое слово, один внимательный жест могут преобразить жизнь человека, который иначе должен был бы справляться со своей жизнью в одиночку», – говорил Антоний Сурожский. Каким образом РПЦ видит сегодня возможность достучаться до простого человека, особенно в наше время, когда мозги и так забиты огромным количеством информации?
– Я, будучи провинциальным священником, не совсем вправе говорить за всю Русскую православную церковь,но по моему личному опыту работы в медиапространстве могу сказать, что особое внимание среди представителей секулярного общества или среди лиц, подверженных порой влиянию умеренных псевдорелигиозных течений, вызывает информация о социальной деятельности Церкви.
Мы должны учить и служить, в том числе помогая людям оставаться людьми, сохраняя человеческое лицо, в подземном переходе, на паперти, в больничной палате и тюремной камере. Это сложно, это подвиг, не все к этому готовы, не у всех получается, но именно это свидетельствует о живом служении.
Участие одного человека в жизни другого, готовность помочь всегда вдохновляют к переменам, к поиску человеческого лица в самом себе. Буквально недавно прочел интервью с бывшим поваром Данилова монастыря Олегом Ольховым, который со своими единомышленниками кормит московских бездомных. Он пишет, что в одну новогоднюю ночь им удается раздать 200 литров праздничного оливье, – это вдохновляет. Бог дает нам силы на разное, не всегда мы можем развернуться, как Олег, но начать с улыбки и участливого слова, к которому призывает нас митрополит Антоний, должен каждый!
– Как вы считаете, насколько религия народа может быть неотъемлемой частью национального самосознания? Насколько рушится фактор национальной принадлежности от того, что человек на чужбине становится приверженцем другой религии или вовсе атеистом?
– Для нации Церковь, несомненно, играет очень важную роль, поскольку является неотъемлемой частью ее истории, ее культурного богатства, ее самобытности, вместе с тем Церковь сама по себе имеет иную, нетварную природу и, соответственно, выше национальных особенностей и интересов. Историческая практика XX века показывает, что, оказавшись за границей, многие эмигранты находили себя именно в храме.
Это свидетельствует, на мой взгляд, об исторической памяти народа: народ ценит и порой подсознательно бережет то, что выполняло и выполняет культурообразующую роль в его жизни. Тем не менее быть чадом Русской православной церкви и быть русским – немного разные вещи, у нас многоконфессиональная страна, и это явление не определяется ее многонациональностью. Православный человек, оказавшись за границей, ищет, безусловно, братьев и сестер по вере, представитель иной конфессии, скорее всего, делает то же самое, но это не колеблет его представления о национальной принадлежности.
– Вскоре мы будем отмечать светлый праздник Воскресения Христова. Увы, Пасха отмечается не во всех странах в один и тот же день, так получилось. Как быть верующему человеку, особенно если он живет не на родине? Некоторые отмечают оба раза – правильно ли это?
– Речь идет о том, насколько мы религиозно честные люди. Если я православный, у меня и мысли не будет праздновать Пасху по иному, скажем римско-католическому, календарю. Если я католик, то я не буду печь куличи ко дню православной Пасхи. Тем более что праздновать Пасху – это все-таки быть в храме и причащаться Святых Христовых Таин, а тут я могу праздновать праздник лишь в рамках одной традиции.
– «Каждый человек – это икона, которую нужно отреставрировать, чтобы увидеть Лик Божий», – говорил митрополит Антоний. Все мы сейчас находимся в той или иной мере ограничивающих условиях из-за пандемии коронавируса. Как вы думаете, чему верующие могут научиться во время эпидемии? Какие духовные уроки извлечь, дабы приблизиться к Богу?
– Митрополит Антоний справедливо писал: «С точки зрения православной веры болезнь, так же как и смерть, – это результат первичного отпадения человека от Бога. Бог является гармонией, Бог является жизнью, в Нем – полнота всего. Человек потерял жизнеспособность постольку, поскольку отпал от Бога, и оставшаяся пустота заполнилась смертностью и возможностью болеть. Как правило, это относится ко всем нам».
Мы живем сегодня в сложное время, мы теряем некую общность, мы самозамкнуты, мы забыли, что бытие – это общение. Возможно, Господь, испытывая нас, напоминает о том важном, что мы потеряли, – быть вместе, общаясь с теми, кто находится рядом, не с помощью мессенджеров, а живым, непосредственным участием. Открытость, поиск любви и участия в жизни находящихся рядом с нами людей – вот широкая возможность проявить свою жертвенность, простить те ошибки, которые допустили окружающие в отношении нас, оставить злобу и ненависть.
Много даров нам дано от Бога. Но главный – безмерный, колоссальный потенциал любви. В каждом сердце существует резервуар, способный вместить Того, Кто и есть Любовь. Но если мы не заполняем этот резервуар добром, благодарностью, он наполняется мусором и злом. Молитва – это язык любви. Из злого сердца не исходят молитвы. Молитва рождается в любви. В молодом человеке горит огонь, в старом человеке светит свет. Надо уметь, пока горит огонь, гореть, но когда прошло время горения – суметь быть светом. Надо в какой-то момент жизни быть силой, а в какой-то момент быть тишиной. Антоний СурожскийБеседовал Рубен Пашинян
источник »