фото показано с : theuk.one

Гроза в воротах! на дворе! Преображаясь и дурея, Во тьме, в раскатах, в серебре, Она бежит по галерее. По лестнице. И на крыльцо. Ступень, ступень, ступень. — Повязку! У всех пяти зеркал лицо Грозы, с себя сорвавшей маску. Елизавета-Анна-Мария-Марфа-Ирина-Франциска-Мерседес… Если задаться целью уложить в одну строку имена всех героинь актрисы Чехов-центра Натальи Красиловой, получится абзац из шестидесяти слов. В ее лексиконе часты слова “безумно интересно” и “исследовать”. Первое происходит как следствие второго. С детства знала, что станет актрисой, и театр стал для нее способом познания мира, людей и прежде всего себя. Сегодня Наталья Красилова — одна из самых занятых актрис Чехов-центра. Не сговариваясь, режиссеры полюбили поручать ей роли “железных леди” из первого легиона мировой драматургии. Но роли неизменны только в одном: порождают на сцене яростное кипение страстей, давая повод поломать голову над загадками — что есть обольстительное злодейство, безжалостная красота, обворожительная магия власти. А для зрителя человек, выходящий на сцену, — главный из миражей, которые строит театр. В гримерке, в уютных сумерках можно “выключить” необходимо повелительные интонации королевы, тихо улыбаться, размышлять о сыгранных ролях и прочитанных книгах, о природе творчества и семье. Стать собой. — Когда по воле режиссера к вам приходят роли такого масштаба (Елизавета в “Марии Стюарт”, Кабаниха в “Грозе”, Аркадина в “Чайке”), что вы чувствуете в этот момент? — Все! Счастье, любопытство ужасное, азарт исследователя, невероятную ответственность. Я ведь только в начале пути, эту роль еще лопатить и лопатить, раскладывать по полочкам. С режиссером Олегом Ереминым просто никогда не бывает, я работаю с ним в третий раз (после “Скупого” и “Собачьего сердца”). “Мария Стюарт” — спектакль сам по себе безумно технически сложный, и “девушка” мне досталась необычная, мягко говоря. Елизавете ничто человеческое не чуждо, но она вынуждена “забивать” в себе женщину, она прежде всего воплощение власти, круче правителя в истории Англии, может, и не было. Самое трагическое, что Елизавета не вправе задумываться об отдельной человеческой жизни, она мыслит глобальными категориями — о нации, о стране, и не дай бог никому такого бремени. И ведь победив, Елизавета осталась в проигрыше, неизвестно, кому больше повезло… Замечу, что историческая и художественная трактовки обеих королев расходятся, ведь Шиллер откровенно симпатизировал Марии Стюарт. Хотя, судя по первоисточникам, она едва ли уступала моей героине по властолюбию и неоднозначности поступков. В этом спектакле главной темой стало столкновение двух женщин — одной, живущей чувствами, и другой, которая руководствуется рациональными доводами и вынуждена жертвовать обычными человеческими порывами. — И у другой вашей героини, Марфы Игнатьевны Кабановой, на плечах груз ответственности, правда, ее государство чуть меньшего масштаба — семья. — Режиссер Александр Созонов радикально перевернул хрестоматийное представление о “Грозе”, ее персонажах. Проще всего видеть в Кабанихе домашнего тирана, самодура, которая от нечего делать заедает жизнь молодых. А ведь она пытается сохранить семью, дом, дело, традиции. И преемника видит не в безвольном Тихоне, который не “получился”, не в Варваре, которая все равно упорхнет на волю, а именно в Катерине — девушке с характером, таким же, как у нее самой. И между прочим, здравый смысл Кабанихе не отказывает. Она понимает, что в жизни нужно уметь договариваться, идти на компромиссы, так что Варвара — стопроцентно ее продолжение. — Договариваться — это еще и про ваш метод взаимодействия с режиссерами в поисках истины? Вы вообще консерватор или любите эксперименты? — Люблю, когда интересно — и подробное исследование, и лабораторный шквал, экстрим. В режиссерских лабораториях есть своя прелесть. От стресса неожиданные вещи вылезают — и ты открываешься с другой стороны, и партнеры. Работая с разными режиссерами, у каждого беру свое. Если материал трогает и волнует меня, дает повод для вдумчивого исследования, тогда спектакль имеет шанс развернуться в диалог со зрителем. Это самое крутое. Знаю старшеклассников, которые пришли на нашу “Грозу”, чтобы не читать пьесу. Но посмотрели — и пошли читать. — До сих пор жаль, что эскиз “Магда” показали только раз, но соглашусь с мнением его создателя, режиссера Петра Шерешевского: “Об этих людях лучше не говорить. Потому что всякое упоминание, в любом контексте, воскрешает их, и получается, что они продолжают жить”. В “Магде” вы сыграли Йозефа Геббельса. — Петр Юрьевич нашел такой ход, абсолютный перевертыш, чтобы разрешить сложную дилемму. Как сыграть женщину, которая убивает своих детей? Ведь это несовместимо с природой женщины. Поэтому в роли Магды Геббельс выступил (и прекрасно) театральный критик Евгений Авраменко, а мне досталась роль ее мужа. А в “Экстремалах” Шерешевского я играла Франциску (за эту роль актриса была номинирована на национальную театральную премию “Золотая маска” — прим. ред.). Хотя поначалу очень зацепила роль Анны, которую блестяще сыграла Аня Антонова. Этот спектакль наряду с “Грозой” нравится моей 16-летней дочери Соне. После “Экстремалов” она сказала: ну, твоя Франциска, мама, “так себе”, домом не занимаешься, сына забросила, он тебе мертвых рисует, а ты все бегаешь, папу ему ищешь… Про одиночество, отчужденность, непонимание родных людей особенно остро понимают подростки. Да и вообще эта тема сегодня актуальна сплошь и рядом. В “Экстремалах” мы существуем рядом со зрителями, так близко, как будто все сидят на одной кухне и участвуют в разговоре. И вот что происходит: проблемы, которые волнуют Анну, Франциску, отражаются в зеркале спектакля, и кто-то в зале понимает — это же и про меня. А если ты начал задумываться, что не так в твоей жизни, возможно, что-то и поменяешь. — В “Чайке”, поставленной по самой театральной из пьес Чехова, зрителю интересен не столько конфликт старого и нового в искусстве, сколько взаимоотношения внутри родственного клана Сорин-Аркадина-Треплев. — Да, “Чайка” — про людей, про любовь, такую разную. Многие задаются вопросом: любит ли Аркадина своего сына? Конечно, любит, заботится, волнуется. Как может. — А как она может — любит после себя, после театра? — Ну слушайте… Мальчику уже лет двадцать пять, в этом возрасте надо бы стать самостоятельным, а не быть у мамы на содержании. — Притом, что у мамы ведь есть и своя история? О чем? — О том, как женщина не умеет стареть, не принимает свой возраст, пытается вскочить в “последний поезд”. И ради последней любви в своей жизни даже готова к унижению. — Интересно, думал ли Чехов, что в ХХI веке в пьесе обострится такая тема — мама воспитала себе инфантила. — Ну тут еще вопрос, воспитывала ли она его. Скорее всего, это делал ее брат, Сорин, потому что она была на гастролях, была занята собой. Как и сегодня — это беда многих родителей, для которых работа на первом месте, дети — потом. Вроде бы сто лет назад пьеса написана, а спектакль отозвался в зрителе, потому что по сути своей театр — искусство живое, изменчивое, современное. — Вы сыграли много ролей под общим названием — сильная женщина. Не устали от такого одностороннего взгляда режиссеров? — Это от Александра Созонова пошло, с его “Метода Гренхольма”. Но ведь такой типаж не сразу сложился. Довольно много я играла миленьких дурочек (в “Блэзе”, “Шуме за сценой” и т. д.), “голубых героинь”, как в “Кине IV”, хотя моя Анна Демби не так уж и проста. Очень люблю роль Марии в перфомансе Антона Коваленко “Опять они поют” — олицетворение земной мадонны. Да и в роли Снегурочек я только в прошлом году перестала выходить. — После “Метода Гренхольма” услышала мнение зрителя: актриса, игравшая Мерседес, вполне могла быть бизнес-леди, задатки к тому явно есть. Никогда не хотелось затевать свои проекты, вам комфортнее быть послушной исполнительницей? — Заняться режиссурой однозначно не хотелось, для этого надо другой склад ума иметь, но мне иногда и говорят: а может, попробуешь? Хотя… Марина Ивановна Цветаева мне интересна. Еще беспокоит тема “дети и война”. Об этом лучше всего написала Светлана Алексиевич. Может быть, и сложится моноспектакль — когда-нибудь… — Наш курс набирали Владимир Геннадьевич Мироедов и Людмила Ивановна Капелько, а завершили мы учебу под руководством Лидии Лаврентьевны Шипиловой. Мои сокурсники — это Екатерина Журавлева, она сейчас в Волгограде, Галина Лавриненко (Астрахань), Стас Фролов, Иван Шевелев, Евгений Харитонов — ныне актер Гоголь-центра, который сыграл Льва Толстого в фильме Авдотьи Смирновой “История одного назначения”. В Чехов-центре я единственная с курса осталась. После окончания Сахалинского театрального колледжа вместе с однокурсницей уехали в Псковский театр драмы, хотелось попробовать себя в новых обстоятельствах. Наш уровень подготовки, видимо, был неплох, если в качестве комплимента нам сказали: неужели вашим педагогам (к слову, одновременно действующим актерам Чехов-центра) было нечего делать, что с вами так много занимались? Потому что на вопросы “А это вы умеете? А это? А это?”, мы отвечали — да. А если не умеем, то научимся. Готовность к любым экспериментам, работать сколько надо — мы это получили во время учебы в колледже, от наших педагогов. Самое важное, что мы учились при театре, театр воспитывал нас для себя. А на псковской сцене я побывала через 19 лет — когда мы показали “Собачье сердце”. — Своим гуру в профессии вы считаете… — Игоря Сергеевича Гуревича. У него был непростой характер, но гению — а он им был, как мне кажется, — можно многое простить. Его спектакли всегда собирали аншлаги: “Шум за сценой”, “Восемь любящих женщин”, “№13”, “Прибайкальская кадриль”, “Чума на оба ваши дома”. А как он работал с артистами! На его репетициях энергетика зашкаливала, так что однажды на “Восьми любящих женщинах” от нервного напряжения упал карниз. Он научил досконально простраивать роль, так что ты четко знал и понимал — куда идешь, почему, зачем. Как он говорил: “В вас же миллион женщин сидит, вот и достаньте необходимые качества”. — Сегодня театральному артисту надо иметь широчайший спектр умений. Какие “производственные” навыки вам пришлось приобрести? — Возможности своего тела исследую всю жизнь. Много занималась пластикой, танцами, в колледже начала петь, хотя в музыкальной школе не училась. Даже умудрилась окончить колледж с дипломом “Актер музыкального театра”. В “Кубанских казаках” во Пскове ходила на ходулях, колесо, кульбиты крутила. На роликах я каталась в “Блэзе”, “Примадоннах”, “Зимнем вечере в кабаре”. Такое ощущение, что у режиссеров задача — непременно раздеть артистку Красилову и поставить на ролики. А, еще дать сигарету. Я, по-моему, самая курящая на сцене актриса, хотя в жизни не курю. Когда надо, я пою — например, в военном ревю “Ради жизни на земле”, в “Зимнем вечере в кабаре” (ну, это шутка, конечно). — Ваш выбор не был неожиданностью для родителей? — Нет. Я очень целенаправленно стремилась стать актрисой, чуть ли не с детского сада, как вспоминает моя воспитательница. Но это желание — стопроцентно родом из кино и радиоспектаклей. В театр мы ходили мало, да и первый спектакль, который я увидела в Красноярском ТЮЗе, — “Аленький цветочек” — мне адски не понравился. Помню, что актеры разговаривали дурными, фальшивыми голосами, и никакого волшебства не было, и я, дошкольница, была искренне возмущена: “Фу! Что это??”. Конечно, раньше в детском театре все было проще, не было художника по свету, спецэффектов, но с другой стороны — какой остроумный спектакль “Свет-Луна” сделал Даниил Безносов, на пустой сцене, практически из ничего. Все зависит от наличия таланта, яркой идеи. Папа принес мне объявление об открытии театрального колледжа. Помню, бежал по улице с газетой, как марафонец с факелом. Родители, хотя от театра далеки, меня всегда поддерживали во всем, за что я им безумно благодарна. У меня замечательные сестра и брат, я очень богата в этом отношении. Мама — повар, папа был капитаном речного плавания, потом строителем. Папа водил меня по музеям, очень любит читать. В душе они бродяги, и наш путь на Сахалин был довольно извилист. Я тоже люблю путешествовать, в детстве мечтала: вот буду артисткой, буду много ездить везде. Родилась на Урале, до 9 лет жила в Красноярском крае, папа там строил Богучанскую ГЭС. Потом переехали в Киргизию. В 1990-х уехали на Сахалин с тремя детьми, в никуда практически. — Что вы переняли от родителей, какие черты характера? — Ну… я какая-то вся своя. Кошка, которая гуляет сама по себе. Но, наверно, от папы — страсть к путешествиям, новым знаниям, от мамы — привязанность к дому, эмоциональность. — Какими качествами надо обладать для вашей профессии? — Трудолюбием. Перед премьерой рабочий день может длиться и 16 часов. На этот счет дома у нас в ходу выражение: “Мама ушла на войну”. Артисты — люди чокнутые. Бывает, выпадаешь из этого адского режима — сегодня тебе не надо в театр, завтра-послезавтра ни спектакля, ни репетиции, еще два-три дня кайфа, уже все дела переделал, отдохнул, и начинается паника “а-а-а, я никому не нужен!”. Бывает, температура под 40, что-то болит, но выходишь на сцену, и все проходит. Сцена лечит — это не расхожий штамп, доказано на себе. Половина из нас хроники, потому что на ногах все переносим. Наверно, в театре только те остаются, кто принимает “правила игры”. Муж удивлялся моему распорядку жизни: как это — нормальные люди отдыхают в воскресенье, а вы работаете, понедельник — выходной. И как с этим жить? Сейчас привык. — Долго привыкал? — Лет двадцать. — А кто у нас муж? Волшебник? — Практически. Таким людям надо ставить памятники. Как моя любимая семья меня терпит, сама удивляюсь. — А дома продолжается рабочий процесс или “работу оставляем на работе”? — Да, моешь посуду и думаешь о том же. Пока шли репетиции “Марии Стюарт”, Елизавета была со мной неотлучно. Да и сейчас процесс идет, “вылавливаешь” из всего, что вокруг тебя. Разговариваешь с кем-нибудь и тут же зависаешь — “извини, я сейчас вернусь”. Невозможно же от этого отстраниться. Так и говорим: мы берем на дом работу. К некоторым премьерам готовишься внутренне за неделю. Заходишь в театр, и кто-нибудь говорит: “О, уже не-Наташа пришла”. — Зрительницы в зале оценивают не только вашу игру, но и умопомрачительные наряды ваших героинь. — Да уж. Роль королевы Елизаветы столь же сложно сконструирована и тяжела, как и ее наряд — точная историческая копия. Надеть его я самостоятельно не могу. Там одна юбка весит килограмма четыре да котурны высотой сантиметров 15 — почти столько же. Мне очень жалко Дадли (Владимир Байдалов), который по роли должен поднимать меня на руки… — Если бы вашего совета спросил абитуриент театрального колледжа, что бы вы ответили? — Тут трудно советовать. Надо слушаться своего сердца. Если ты чувствуешь, что это твое призвание, то надо идти. Если это твой путь, как иначе? Вряд ли я желаю, чтобы моя дочь следовала моим путем, но я не буду костьми ложиться, если она сделает такой выбор. Конечно, идите вперед, пробуйте, ищите. Но это в любой профессии так. Ощущения, что Сахалин — театральная окраина, сегодня уже нет. Приезжают новые и очень разные режиссеры, к каждому ищешь подход, тем и наращиваешь “мышцы”. Участвуем в фестивалях, где можно увидеть потрясающие театры и получить оценку своей работе. Земля круглая, и театральный мир очень маленький. Еще несколько лет назад вряд ли можно было мечтать, что мы покажем спектакль на сцене Театра имени Моссовета. Легендарное, намоленное место, сцена, на которую выходила Фаина Раневская. Но ведь так и произошло — сахалинская “Гроза” на театральном фестивале “Золотая маска”. Иногда я думаю: что мы создаем? Швея оставит после себя новое платье, строитель — дом. А актер… Актер создает впечатления, потрясения, которые побуждают человека к совершенствованию. — Хотели бы вы дружить с таким человеком, как вы? — Да. Думаю, неплохой человек. Надежный. — Любимая книга? — “Мастер и Маргарита”. Не смотрела ни одного фильма по этому роману, потому что не понимаю, как это возможно экранизировать. Из современных авторов впечатлил Евгений Водолазкин, хочется к нему возвращаться. — Чай или кофе? Я страшная кофеманка, вплоть до того, что грызу кофейные зерна, но в последнее время полюбила делать травяные чаи. Для тонуса предпочитаю чай с облепихой и имбирем. — Какую музыку любите? — Разную музыку люблю, по настроению — классику, этнику, рок. И, конечно, джаз! Я от него без ума. — С чем для вас ассоциируется Сахалин? — С мужем, на Сахалине мы с ним встретились. И с природой. — Что неприемлемо в людях? — Ну, наверно, хамство, подлость… Хотя с годами все становится приемлемо, надо стараться “понять и простить”. — В каком уголке Сахалина вам лучше всего дышится? — На берегу Охотского моря. И у себя на даче. — Ваше любимое домашнее занятие? — Мыть посуду и петь. Люблю дом — тоже занятие. — Что для вас предвестник, “первый звонок” Нового года? — Репетиции сказок (“Елки!”). — Театр — это… — Это моя жизнь, это чудо. источник »

61 +