фото показано с : theuk.one

Один американский ученый посетил дом Нильса Бора (Niels Bohr), обладателя Нобелевской премии по физике, который бежал от нацистов и стал одним из ведущих участников Манхэттенского проекта по созданию атомной бомбы. Американец был крайне удивлен, увидев висящую над рабочим столом Бора подкову. «Неужели вы верите, что подкова принесет вам удачу, профессор Бор?— спросил он. — В конце концов, будучи ученым…» Бор засмеялся. «Разумеется, я не верю в такие вещи, друг мой. Совершенно не верю. Я попросту не могу верить во всю эту чушь. Но мне сказали, что подкова приносит удачу независимо от того, верите вы в это или нет». Доминик Джонсон (Dominic Johnson), рассказавший эту историю, признает, что Бор, вероятнее всего, пошутил. Однако в ответе физика заключена очень важная и правдивая мысль. Люди постоянно ищут в происходящих с ними событиях некий сценарий, который выходит за границы системы причин и следствий. Независимо от того, насколько, по их мнению, их взгляд на мир определяется наукой, они продолжают мыслить и действовать так, будто за их жизнями наблюдает нечто надчеловеческое. Джонсон пишет следующее: «Люди по всему миру верят — осознанно или неосознанно — что мы живем в справедливом мире или в высокоморальной вселенной, где люди всегда получают по заслугам. Наш мозг работает таким образом, что мы не можем не искать некий смысл в хаосе жизни». Будучи одновременно эволюционным биологом и доктором политологии, получившим образование в Оксфорде, Джонсон считает, что стремление отыскать сверхъестественное объяснение естественных процессов универсально — это «всеобщая черта человеческой природы» — и оно играет важную роль в поддержании порядка в обществе. Выходя далеко за пределы культур, определяемых монотеизмом, оно «пронизывает самые разные культуры по всему миру во все исторические периоды, от племенного сообщества… до современных мировых религий, включая атеизм». Награда и наказание могут исходить не только от единого вездесущего божества, как считается в западных обществах. Функция обеспечения справедливости может быть распределена между огромной невидимой армией богов, ангелов, демонов, духов, или она может реализовываться неким безликим космическим процессом, который вознаграждает за хорошие дела и наказывает за плохие, как в случае с буддистской концепцией кармы. Человеческое сознание требует наличия некоего нравственного порядка, выходящего за пределы любых человеческих институтов, и ощущение того, что наши действия подвергаются оценке со стороны некой сущности, пребывающей за пределами естественного мира, играет вполне конкретную эволюционную роль. Вера в сверхъестественную награду и наказание как ничто другое способствует социальному взаимодействию. Вера в то, что мы живем под каким-то сверхъестественным руководством — это вовсе не пережиток суеверий, который в будущем можно будет просто отбросить, а механизм эволюционной адаптации, который присущ всем людям. Этот вывод вызывает гневную реакцию со стороны нынешнего поколения атеистов. Для Ричарда Доукинса (Richard Dawkins), Дэниэла Деннетта (Daniel Dennett), Сэма Харриса (Sam Harris) и других религия — это смесь лжи и заблуждений. Эти «новые атеисты» — наивные люди. С их точки зрения, которая берет свое начало в философии рационализма, а не в теории эволюции, человеческое сознание — это способность, которую человек стремится использовать для создания точного представления о мире. Такая точка зрения содержит в себе проблему. Почему большинство людей по всей планете и во все времена так привержены той или иной версии религии? Это можно объяснить тем, что их сознание деформировано зловредными священниками и дьявольской элитой власти. Атеисты всегда питали слабость к такого рода демонологии — в противном случае они попросту не смогли бы объяснить чрезвычайную живучесть взглядов и убеждений, которые они считают отравляюще иррациональными. Таким образом, укоренившаяся человеческая склонность к религии является проблемой существования зла для атеистов. Но что, если вера в сверхъестественное нормальна для людей? С точки зрения тех, кто воспринимает теорию эволюции достаточно серьезно, религии — это не интеллектуальная ошибка, а адаптация к опыту жизни в мире, полном неизвестности и опасностей. Нам необходима такая концепция, в рамках которой религия понимается как неисчерпаемо сложный набор верований и практик, сформировавшихся с целью удовлетворения человеческих потребностей. Книга Доминика Джонсона «Бог наблюдает за тобой» (God Is Watching You) — это широкомасштабная и чрезвычайно интересная попытка исправить этот недостаток. Эта написанная живым языком и изобилующая яркими примерами книга рассказывает, как вера в сверхъестественное наказание может усмирить кратковременное своекорыстие и укрепить общественную солидарность. Одним из важных свидетельств этого стало революционное исследование, проведенное двумя психологами, Азимом Шариффом (Azim Shariff) и Арой Норензаяном (Ara Norenzayan). В ходе исследования участникам предлагалось сыграть в игру «Диктатор»: им выдавалась некая сумма денег, и они были вольны поделиться ими с неизвестным им человеком так, как посчитают нужным. Поскольку их выбор был тайным и участникам не угрожали никакие негативные последствия, самым естественным ответом Homo economicus должно было стать решение оставить все деньги себе. Некоторые участники именно так и поступили. Множество исследований показали, что некоторые люди отдавали незнакомцу примерно половину денег. А те участники, которые придерживались той или иной религии или веры, обычно отдавали еще больше. Дальнейшие эксперименты показали, что страх перед сверхъестественным наказанием оказался более эффективным средством борьбы с эгоистичным поведением, чем надежда на сверхъестественную награду. Божество, следящее за нашими плохими поступками, порождает довольно удушающую картину мира, а идея о том, что людей проще всего контролировать при помощи страха, рисует довольно неприглядный портрет человека. Тем не менее вера в наказывающего бога может стать удивительно мощным инструментом воздействия на поведение людей, который применяется для поддержания социального порядка. Многие могут возразить, что нравственность, которую навязывает нам вера в сверхъестественное, зачастую носит чрезвычайно репрессивный характер. Вне всяких сомнений, так оно и есть, и тем не менее довольно трудно понять, какие аргументы новые атеисты могут привести, чтобы опровергнуть идею, что нелиберальные нравственные системы могут иметь эволюционную ценность. В конце концов, слишком немногие сообщества сумели остаться либеральными на протяжении длительного периода времени. Либеральные ценности могут оказаться всего лишь мгновением в безграничном процессе эволюции. Хотя нынешнее поколение атеистов предпочитает забывать об этом факте, именно такой вывод сделали мыслители-атеисты прошлого — коммунисты, позитивисты и многие социальные инженеры — которые пытались флиртовать с эволюционной этикой. Приводя в пример другие подобные экспериментальные исследования, показавшие сходные результаты, Джонсон формулирует мощную аргументационную базу для обоснования эволюционной роли религии в процессе укрепления социального взаимодействия. Сделав это, он добавил еще одну главу в длительный спор о том, как наука соотносится с религией. И его аргументы оказались довольно обоснованными. Во-первых, далеко не все религии сосредоточены вокруг сверхъестественной сущности, чья главная задача заключается в наказании людей за их грехи. В пантеоне Древней Греции боги могли быть такими же ненадежными и непредсказуемыми, как и сами люди — если не больше. Гермес, покровитель воров, купцов и ораторов, славился своей хитростью и умением обводить вокруг пальца и людей, и других богов. В римской и вавилонской цивилизациях существовало множество практик поклонения сверхъестественному, однако их боги не были носителями нравственности и не угрожали наказанием тем, кто нарушает правила хорошего поведения. Джонсон обращает внимание на эту проблему: «Если идея наказания от рук сверхъестественной сущности призвана уменьшить степень эгоизма и подвигнуть к хорошему поведению, тогда остается загадкой, почему некоторые сверхъестественные сущности не только не способны наказать правильно, но и наказывают невиновных. Почему, к примеру, некоторые греческие боги были такими ревнивыми, мстительными и злопамятными? Почему в Книге Иова абсолютно добрый Бог насылает очевидно несправедливые и незаслуженные наказания на невинного человека? Почему некоторые сверхъестественные сущности противостоят друг другу? Бог и сатана — самый очевидный пример, но это явление можно обнаружить повсюду. Греки, к примеру, могли обратиться к одному богу за помощью и защитой от другого». Хотя Джонсон признает, что эти примеры, на первый взгляд противоречат его теории, он считает их скорее исключениями. «Главное — это всеобщая тенденция… Капризные боги являются проблемой для теории сверхъестественного наказания не больше, чем существование коррумпированных политиков для теории демократического правления. При наличии достаточно большого выбора — или достаточно регулярных выборов — суть становится очевидной». Другими словами, в процессе эволюции неизбежно сохранение тех религий, которые способствуют социальному взаимодействию, поддерживая веру в сверхъестественное наказание. Проблема заключается в том, что это скорее «карт-бланш», а не гипотеза, которую можно сфальсифицировать. Вывод, что религия является механизмом эволюционной адаптации, неизбежен, если рассматривать человека в дарвиновских терминах. Но утверждать, что эволюция благоволит к тем религиям, в центре которых стоит идея божественного наказания, — это другое. Никто никогда не пытался выявить механизм отбора среди религий, и неясно, будет ли этот механизм работать в случае с отдельными людьми, социальными группами или их комбинациями. Ответы на эти вопросы ищут все теории культурной эволюции. В конечном счете эти теории могут оказаться не более чем неуместными аналогиями и бессмысленными метафорами. Джонсон имеет довольно веские основания утверждать, что потребность найти некий смысл в случайных событиях глубоко укоренилась в людях. В данном случае история атеизма может послужить довольно поучительным примером. Джонсон посвящает длинную главу тому, что он называет «проблемой атеистов», утверждая, что, подобно всем остальным представителям человеческого рода, атеисты «склонны к размышлениям о сверхъестественном», которые в их случае принимают форму «суеверий и суеверного поведения». Возможно, это действительно так, однако это не самое важное, что можно сказать о стремлении атеистов удовлетворять те потребности, которые призвана удовлетворять религия. Атеистические движения прошлых столетий — почти без исключений — свидетельствуют об их потребности в нахождении смысла, которая заставила их копировать многие модели мышления, характерные для монотеизма и, в частности, для христианства. С точки зрения христиан человеческая история — это не бесконечная последовательность циклов, а история совершенно определенного свойства. Аналогичной концепции придерживались, к примеру, также греки и римляне. В отличие от политеистов, которые искали и находили смысл иными путями, христиане сформулировали смысл жизни посредством мифического повествования о стремлении человечества к спасению. Этот миф пропитывает воображение бесчисленного количества людей, которые уверены, что уже оставили религию в прошлом. Светский стиль современного мышления обманчив. Марксистские и либеральные идеи «отчуждения» и «революции», «марша человечества» и «прогресса цивилизации» — это те же самые мифы о спасении, просто немного замаскированные. Для некоторых атеизм — это не более чем абсолютное отсутствие интереса к концепциям и практикам религии. Однако в форме организованного движения атеизм всегда оставался суррогатной верой. Евангелистский атеизм — это вера в то, что массовый переход в безбожие способен полностью трансформировать мир. Это всего лишь фантазия. Основываясь на истории последних нескольких веков, неверующий мир точно так же склонен к жестоким конфликтам, как и верующий. Тем не менее вера в то, что без религии человеческая жизнь существенно улучшится, продолжает жить и утешать множество людей — что лишний раз подтверждается в сущности религиозным характером атеизма как движения. Атеизму не обязательно становиться евангелическим культом. Можно найти множество мыслителей, которым удалось оставить после себя мифы о спасении. Американский журналист и иконоборец Генри Менкен (Henry Mencken) был воинствующим атеистом, он получал удовольствие, критикуя верующих. Но он делал это ради насмешки, ради критики, а не для того, чтобы обратить их в атеизм. Его не волновало, во что верят другие. Вместо того чтобы жаловаться на неизлечимую человеческую иррациональность, он предпочитал смеяться над тем зрелищем, которое она собой представляет. Если монотеизм, с точки зрения Менкена, был забавным проявлением человеческой глупости, можно предположить, что он нашел бы современный атеизм не менее занятным. Несомненно, в новой атеистической смеси дарвинизма и воинствующего рационализма присутствует некий элемент комедии. Нет никаких способов привести модель мышления, унаследованную от Декарта и других философов-рационалистов, в соответствие с открытиями эволюционной биологии. Если вы согласны с Дарвином в том, что люди — это животные, которые эволюционировали под давлением естественного отбора, то вы не можете утверждать, что наше сознание способно привести нас к истине. Нашим главным императивом будет выживание, и любая вера, способствующая выживанию, будет выходить на первый план. Возможно, поэтому мы так стремимся искать закономерности в потоке событий. Если такой закономерности нет, то наше будущее будет зависеть от случайности, а это весьма удручающая перспектива. Вера в то, что наши жизни протекают под контролем некой сверхъестественной сущности, становится утешением, и, если эта вера помогает нам пережить все несчастья, то утверждения о ее необоснованности уже не имеют никакого значения. С точки зрения эволюции нерациональная вера — это не случайный дефект человеческого рода. Именно она сделала нас теми, кем мы стали. Зачем же в таком случае демонизировать религию? Джонсон делает вывод, что попытки покончить с религией — это крайне безрассудный шаг. «Предположение, что эта старая сложная машина, которую мы собрали в своем эволюционном гараже, больше нам не нужна и что ее можно отправить на свалку истории, выглядит довольно поспешным, — пишет он. — Возможно, позже она нам еще понадобится». Логика аргументов Джонсона указывает в совершенно ином направлении. Если религия — это механизм эволюционной адаптации, отказ от нее не столько безрассуден, сколько попросту невозможен. В случае с современным атеизмом ирония заключается в том, что он — преддарвиновский. Находя закономерности и смысл в хаосе событий, религии предоставляют людям то, чего не может дать наука, но чего отчаянно ищут подавляющее большинство людей. Вот почему новые атеисты превратили науку в религию — в евангелие просвещения, которое способно вывести человечество из тьмы на свет. Одержимые этой эрзац-верой, которая обладает теми же недостатками, что и традиционная религия, и при этом не предлагает никаких путей к спасению, наши воинствующие атеисты абсолютно забывают о своей собственной потребности в вере. Нужно быть по-настоящему гениальным ученым, таким как Бор, чтобы видеть и утверждать очевидное. источник »

65 +