Как всегда, когда я пишу статью на тему, намереваясь эту самую тему покрыть и закрыть, ответная реакция неизбежно заставляет писать ещё кучу текстов с разъяснением к изначальному и ответами на возникшие у читателей вопросы, ибо непременно оказывается, что те вещи, которые для меня самоочевидны, для большинства являются прямо-таки великими научными открытиями и потрясениями основ. Так что я думаю закончить данной работой весь цикл, но опыт показывает, что вряд ли.
Итак, что такое история? История — это соотношение человека и пространства. Сначала пространства больше, чем человеков, и человеки к нему приспосабливаются. Если им это удаётся, что не всегда гарантировано, то человеков становится больше и, соответственно, пространства меньше. Тогда у человеков возникает необходимость в переменах. Либо в смене места жизни, либо в смене образа жизни, либо просто положиться на естественное — либертарианское, если хотите — решение любого вопроса: просто подождать, пока голод, болезни и саблезубые еноты не приведут уровень населении в соответствие с возможностями пространства. Тогда можно и по-новой. Это универсальный и натуральный закон Вселенной. Без него ничто не могло бы существовать вообще.
Поэтому, когда мы в очередной раз, непонятно зачем, пытаемся вывести современных украинцев, или русских, или лакомба, или гуарани из некой архаичной пыли предыстории, нам необходимо напомнить, что люди до конца 19 века жили и думали по другому. И то, что вы видите сейчас вокруг себя и считаете неким споконвечным состоянием, гарантированно процентов на 80 появилось в последние 15-20 лет, а всё остальное — примерно в последние 150-200. А древность — и материальная культура, и письменные источники, и философские мысли, и религиозные воззрения, и монументальная архитектура, и курганы скифские, и прочая ерунда седых веков — занимает в современном мире и сознании совершенно незначительное место. При этом играя довольно значительную роль, особенно там, где вместо созидания современности и закладывания будущего занимаются сочинением прошлого.
Когда я уверенно заявляю, что украинство — это надуманный концепт, на меня, как правило, обижаются. Да как же, когда сам князь Святослав! А язык, а борщ! А Триполье, а генетика нации! И так далее. Между тем, всё в современном мире надуманно: технология, искусство, 52 определения гендера, решения Верховного Суда — всё. В том числе и государства с нациями. Ведь и Испания — надуманный концепт, нет такого этноса как испанцы. Причем Испания была с римских времен, а испанцев не было. То же самое с Италией, Германией, не говоря уж о совершенно искусственных образованиях, вроде Канады или Ирака.
А без надуманности нации просто не получается. Нация — чистая условность. Как ещё в советское время говорила моя сестра: «Мой папа — еврей, мама — русская, а я — украинка». Ведь будь нация как биологическое явление закреплена генетически, все украинцы бы выглядели идентично. Ан нет! Конечно, из литературы мы можем вывести некий стереотип «чорнобриві», «чорноокі» и иногда даже чорнороті, но это, скорее, идеал красоты того времени. Ведь даже среди русских царей первой светловолосой оказалась немка Екатерина, а на фотографии учениц престижного Смольного училища в начале 20 века все поголовно тёмноволосые. Но на практике оказывается, что антропологически украинцы весьма разнообразны. Мой приятель Макс — чистый экваториал, но со светлой кожей, в школе у нас был Микола по кличке «Пушкин», так как удивительно внешне напоминал классика русской литературы, а мой коллега по электрическому цеху Витька мог легко заменить Чингисхана, уж очень он был монгольский на вид, что для уроженца глухого села Житомирской области было немного неожиданно. Да что там, даже такой правоверный националист как Ярош не совсем соответствует типажу. И это нормально.
Пока пространства было много, а людей мало, народ бродил, где вздумается, и выглядел, как ему везло. Слушателей лекций по антропологии палеолита поражает информация о том, что в одной семье того времени родственники представляли просто-таки разные расовые группы. Так ведь оно и сейчас есть. Мои двоюродные братья, Юра и Олег, совершенно разные антропологически. Юра — высокий и тёмненький — в мать, русскую из Удмуртии, а Олег коренастый и белобрысый — весь в отца, пленного немца, оставшегося в Союзе. Родные братья фактически принадлежат к разным расам. И вот так происходило распространение людей — они приходили на новое место, и если там уже кто-то жил, они перемешивались. Даже если и геноцидили, то, как правило, мужиков. А женщин брали себе. И вскоре их детишки уже лопотали на мамином языке. В общем, генетически никаких народов нет и быть не может. А есть само-осознание — как у моей сестры.
А какое может быть само-осознание у людей древности? Ну, сначала, понятно, это семья, может, даже семейный клан. Но вот вас расплодилось больше сотни человек. Как вы себя идентифицируете? Учитывая, что на тот момент вокруг вас много пространства и мало народу? Как правило, дошедшие до нас слова, которыми известные нам народы с древности себя идентифицировали, окажутся или просто «народ», или «люди», или «мы», или «сами» (с усами). Немецкое «дойч» или славянское «словене» происходят от слов из более древних языков со значением «люди, народ». А как ещё? Я — человек, вокруг меня мой народ. Причем часто другой народ буквально не воспринимали как людей. Люди — это мы, родственники, а эти — не люди, их можно даже съесть, как и остальной животный мир. Особенно когда пространства становилось меньше, а людей больше.
А когда их больше, им приходится расползаться туда, где есть пространство, и добавлять к общей ещё и свою идентификацию. Скорее всего по имени основателя клана — как было, например, у турок-османов, но, когда речь заходит о восточных славянах, мне хочется думать, что кривичи были все кривые, древляне жили на деревьях, а поляне любили накрывать «поляну» для радимичей, которые радовались жизни независимо от погоды. Моя версия ничем не хуже других, кстати. А словени новгородского севера так ими и остались. Им было чем заняться помимо самоидентификации. Торговлей, например. Со свеями, например. С русью, скажем.
Русь ведь тоже не самоназвание. Это слово выводят лингвистически от прото-германского глагола «роу», что примерно значит грести — то ли веслами, то ли под себя. Что было правдой для первых русов — всё тех же пиратов-торговцев-викингов. И само слово, видимо, являлось восточноскандинавским эквивалентом викинга. И долго ещё писалось в древних документах «Роусъ», «роусинъ». Говорят, что постоянно встречающееся сочетание «оу» произносилось как «у», но я придерживаюсь того мнения, что, в отсутствие в те времена Министерства образования, писали как слышали, и вряд ли кто-то предложил использовать дифтонг там, где он не требовался, и все с ним согласились. Просто в языках, где ударение обычно на первых слогах, как в английском, останется «роу», а там, где ударения на последующих гласных, как в славянском, то станет «ру». Короче, даже «русъ» — это профессия, а не самоидентификация.
К чему это я веду? Самоназвание изначально не привязано ни к месту обитания, которое тогда было непостоянным, ни даже к общественной организации. Самосознание в доинформационную эпоху остаётся на уровне семьи и рода. Мы — это ближайшие родственники, не претендующие ни на какую большую общность. Для этого требуется государство, которое нормализует и кодифицирует понятия.
Известный пример. Под стенами Трои никаких греков не было. Были ахейцы, данайцы, аргавы. А греками их назвали римляне. Так же, как они назвали дойчев германцами. То есть третья стадия самоидентификации — когда тебя обозначает для себя другой. Приходят германские племена франков в Галлию, подминают под себя романизированных местных кельтов, и соседи называют это Франкией. Что там этих самых франков не так много — никого не волнует, главное, что они рулят. То же самое происходит и на востоке. Волна за волной к Днепру протискиваются скандинавы, пока в исторических источниках не начинает мелькать Русь — страна, где правят русы.
Феодальные времена — это когда имеет значение, кто там правит, а не кто там живёт. Кому король или князь делает подарки и у кого просит помощи и совета? Не у местного населения, понятно, а у своей дружины, без которой местное население вполне ему может и голову оторвать. Посему тот же Святослав не мог быть славянским князем, тем более украинским. Он был князем своей дружины. А уж в ней могли быть и скандинавы, и славяне, и даже печенеги. Как у Ивана Грозного в опричниках водились и англичане, и немцы. Это пирамида власти, основанная на личной преданности, и этническая принадлежность там не играла важной роли.
Особенно у язычников. Что такое язычник? Это человек, который не парится о том, во что веруют другие. У меня свои боги, а, следовательно, у вас свои. Я — человек, а вы — неизвестно что, что с вас взять? Поэтому монголы на Руси церковь не трогали, а, наоборот, всячески поощряли и освобождали от налогов. Язычники-литовцы тоже не интересовались церковными делами на завоеванных ими землях Руси. А вот поляки, рьяные католики, интересовались, да ещё как. Часто с поджогами и разрушениями. Ибо носители аврамических, «единственно правильных» религий, считают другие религии или даже варианты своей религии вредными и подлежащими уничтожению по-возможности. То есть под неверными татарами православная церковь крепнет, а под христианской Польшей не очень.
И тогда появляется четвертая идентификация — конфессиональная. Помимо «я», «моя семья», «мой род», «мой феодал», закрепляется «моя вера». Смерды превращаются в крестьян. А вера, она ведь не местная, она от греков византийских. Вся её терминология из греческого. Например, слово «Россия» — греческое. И когда в конце 15 века в Москве заводят свой свечной заводик и отдельную от Константинополя патриархию, оставив украинские земли Речи Посполитой под наглядом византийских греков, то этот церковный раздел отразился в названиях, по традиции тупо и прямо переведённых из греческого, в котором у них немного другая коннотация. Получилась Малороссия (Микророссия) — то есть коренная Русь-сердцевина, с церковью, подчинённой константинопольскому патриарху, и Великороссия (Макророссия) — со своим блекджеком и патриархом. Опять-таки, названия со стороны, ничего не имеющие на тот момент с самоидентификацией людей на месте. Но со временем закрепилось, и те же запорожские казаки в 17 веке называли себя малороссами, не видя в этом никакого уничижительного смысла, лишь принадлежность к определённой церкви.
И эта православность сыграла решающую роль в переходе Гетманщины — а не всей Украины — появившейся в результате Хмельниччины, в протекторат, а не присоединение, к Русскому, или Московскому царству. Не мог Хмельницкий, как рисовала советская историография, провозгласить «Навеки с Москвой, навеки с русским народом!». А он тогда кто — не русский, что ли? И присягали лично царю, переходя, как тогда выражались, «под его руку».
Люди часто не имеют достаточно воображения, чтобы представить состояние дел и вещей настолько отличных от настоящих, что переносить на них современные представления бессмысленно и даже вредно. Социальные отношения в ранние и даже поздние Средние века можно сравнить с уголовным миром. Нет никакого гражданского общества, и все чётко поделены на социальные страты. Во главе — Пахан, добившийся власти силой, умом и коварством, коронованный на трон такими же паханами, то есть признанный. Вокруг него — дружина воров в законе и прочих боевых психопатов. Часто из одного этнического гнезда, но со временем в него вливаются и местные блатные. Ему их нужно подкармливать и задабривать, чтобы они не поставили другого пахана. Это старшина или аристократия. Потом идут, как и в реальной жизни, мужики, то есть трудовые лошадки, и рабы-опущенные. И всё это строится на личной преданности, ибо по другому там не получится; все так боятся измены, что на административные должности князья часто ставили как раз рабов. По крайней мере они никуда не свалят, к другому не перекинутся. Самое страшное — нарушить личную клятву. Петр Первый бесился не из-за восстания Мазепы — какое там, собственно, восстание! — а личной измены. Вот он доверял человеку, как родному, а тот по каким-то причинам ему изменил. Это нарушало весь ход отношений, и оставить его без последствий — показать слабость и получить еще больше измен. Как и в блатном мире, где верность гарантировал только страх. Паранойя по поводу измен — вечный спутник личной вертикали власти — что у Грозного, что у Сталина, что у Путина. Это с должности можно сместить, а из личных друзей вождя — только ногами вперёд.
Присоединение именно Гетманщины сделало Москву империей. Хотя, вроде, и до этого Московское царство вело экспансию, включая в себя другие образования, не последние в ранге царств, останки Золотой орды — Казанское и Астраханское ханства. Но именно усилиями просвещённых украинских деятелей, носившихся с идеей православной славянской империи под рукой московского монарха, имперская идея вошла в жизнь. Титул «Государь, Царь и Великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец» это их рук дело. Поэтому ставшие в последние время популярными утверждения, что, мол, Московия завоевала Украину и сделала её своей колонией, вызывает смех. Как будто, завоевав Новый Свет, испанцы перетащили в Эскориал ацтекскую интеллигенцию и дали титул идальго соратникам Куатемока, а бельгийский король Леопольд был постоянно окружён конголезцами. Конечно, нет! А в Москве и Санкт-Питерсбурхе малороссов, в тогдашнем положительном значении, было пруд пруди. К неудовольствию великорусских вельмож, оставивших об этом достаточно анекдотов, лучших свидетельств эпохи. Как, например, анекдот от Пушкина.
1. N., вышедший из певчих в действительные статские советники, был недоволен обхождением князя Потемкина. «Хиба вин не тямит того, — говорил он на своем наречии, — що я такий еднорал, як вин сам». Это пересказали Потемкину, который сказал ему при первой встрече: «Что ты врешь? какой ты генерал? Ты генерал-бас».
В нашем случае проблема оказалась не в колонизации, которой не было и быть не могло, а в другом. Украинцев причислили к титульной нации, говоря современным языком, тем самым отказав им в самостоятельности. Вы православные?— сказали им. — Чудно! Значит — русские, крестьяне. Пожалте, как и остальные православные крестьяне, на барщину. И не стоит серьёзно воспринимать сказки о том, что после Хмельниччины украинские крестьяне стали офигенно свободными. Вся старшина состояла из самых что ни на есть феодалов (у полковника Тараса Бульбы мелькают девки-служанки) и постепенно крестьян заталкивали обратно под помещика, задолго до Екатерины Второй. При Мазепе уже было два дня в неделю на панщине, а потом дошло и до полного закрепощения.
В итоге украинскую старшину определили в русское дворянство. С крестьянами, понятно, как же без них. Ведь владеть землёй без крестьян смысла не имело. Как и быть крестьянином без земли. Мы сейчас говорим «крепостное право», не особо задумываясь, что оно значит. А значит оно, что равно как за помещиком закрепляются крестьяне, так и за крестьянами закрепляется земля. Тоже метод распределения людей в пространстве. Как там говаривал гоголевский Чичиков: «…Правда, без земли нельзя ни купить, ни заложить. Да ведь я куплю на вывод, на вывод; теперь земли в Таврической и Херсонской губерниях отдаются даром, только заселяй. Туда я их всех и переселю! в Херсонскую их!…» © РИА Новости, Давид Шоломович | Перейти в фотобанкИллюстрация к произведению Николая Гоголя «Мертвые души»
Знакомые названия, не так ли? Отчего ж душка Чичиков только в начале 19 века устраивал махинации с мёртвыми душами под видом освоения Тавриды? По той простой причине, от которой возникло название Украина. До покорения Крыма в 1783 году все привычные нам места к югу от Киева были Диким полем, и сам Киев был фактически пограничным городом. Столетиями Крымское ханство оттуда держало в постоянном напряжении земли Речи Посполитой и Московского царства, что очень ограничивало потенциал тогдашних украинских регионов. А империя, как положено империям, этот вопрос решила, заодно увеличив территорию Украины вдвое-втрое и дав толчок росту населения. Тут же отпала нужда в контроле фронтира, и согласных запорожцев отправили на Кубань гнобить ногайцев. Несогласные ушли в оперу Гулака-Артемовского за Дунай. А Дикое поле стали заселять и засеивать. Причем репутация у этого места поначалу была такая поганая, что туда иногда ссылали на каторгу. Приходилось на освоение края зазывать иноземных немцев, болгар и прочих шведов.
Вот вам, кстати, почему и требовалась империя, которую пробивали украинские интеллектуалы 17-18 веков. Понятно, почему в дискурсе украинского движения за национальную независимость слово «империя» приобрело негативное значение. Добиться независимости значило оторваться от империи, поскольку все эти 300 лет Украина постоянно находилась в составе каких-то империй. Не только потому, что с конца 15 века пошёл тренд на сознательное имперское строительство, в отличие от, скажем, Чингисхана, который дрался просто потому, что он дрался. А ещё и оттого, что империя — объективно вещь полезная и даже неизбежная. Да, империя подминает под себя другие народы и культуры, но при этом она взамен даёт стабильность и безопасность. Конечно, империя империи рознь, и похерить можно даже идеальную ситуацию, как мы прекрасно знаем из собственной истории. Тем не менее, история, как взаимоотношение людей с пространством, неотвратимо приводит нас к выбору — либо самим стать империей, либо не мытьём, так катаньем оказаться частью какой-то другой империи.
Вот эта вредная фантазия о некой абсолютной суверенности украинской державы, когда никто никак никаким образом не влияет на её развитие, внешнюю и внутреннюю политику, постоянно мешает правильно выработать курс страны. После того, как Великие географические открытия создали глобальную экономику, сделав мир взаимозависимым, видеть европейскую страну чем-то вроде личного огорода для личного пользование смешно. Вопрос же стоит так: в какую империю пойти.
Вот, смотрите, я сейчас скажу великую ересь, так что сядьте. По большому счёту, с экономической точки зрения Янукович был прав, ориентируясь на Россию. По той простой причине, что инфраструктура, созданная как Российской, так и Советской империями, действительно связывает Украину с РФ. Империи обязательно создают инфраструктуру, как материальную, так и культурную, и именно она определяет вектор развития. Все эти декларации про Европу и Запад останутся пустыми словами, если их не подкреплять соответствующей инфраструктурой. А так, после 5 лет войны, Россия по-прежнему крупнейший торговый партнёр Украины. Вполне ожидаемо — инфраструктурно Украина по прежнему часть СССР. Откуда и газовый вопрос пришёл, ведь затачивалась система под сибирский дешевый газ. Но поскольку инфраструктуру во всех её проявлениях никто за 30 лет не удосужился изменить на европейскую, то мы имеем, что имеем. Ну, и конечно, гордость за наши достижения.
Итак, с точки зрения малоросского (ещё необидного термина) старшинства Московское царство и было той самой империей, с которой имело смысл себя связать. На тот момент это была, условно скажем, хорошая империя. Хорошая империя занимается производством товаров и торговлей, а значит, обязана быть хоть в какой-то мере наднациональной и многоконфессиональной. На что уж британцы до конца Второй мировой были ещё те расисты, но англиканство по колониям не особо насаждали и не пытались всех насильно обернуть в англичан. В отличие от испанцев, которые всех и вся окатоличивали и объиспанивали. Вот у них была плохая империя, которая занималась выкачиванием и продажей ресурсов,
Тут закон истории такой — как только империя начинает позиционировать себя как моноэтническая и монорелигиозная, она неизбежно будет слабеть и сдыхать. До второй половины 19 века Российская империя была объективно хорошей, в ней не сильно заморачивались этничностью и даже религией. Молодой красивый государь лобзался с Наполеоном, все дворяне чирикали по-французски, все читали Адама Смита и были по сути такими же русскими, как и первые князья Руси — никакими. Помимо украинцев при дворе заправляли вовсю немцы, да так, что героический генерал Ермолов язвительно ответил государю на вопрос, чем бы монарх мог его наградить за великие деяния, таким образом: «Ваше Величество, сделайте меня немцем!». А вот как только пошли достоевщина и поиски истинной русскости, с самодержавием, православием и народностью — тут империя и пошла по кривой вниз. А украинцы себя ощутили украинцами.
Но в 17-18 веках до этого ещё было далеко, а украинские интеллектуалы искали восточнославянскую общность в древности, обращаясь к церковнославянскому языку, как общему знаменателю. Именно поэтому Григорий Сковорода писал на своём варианте старославянского, а не на современных ему русском или украинском. Зачем это было им нужно? Они искали хорошую империю в идеализированном прошлом.
К тому же у украинцев уже был пример плохой империи — Речи Посполитой, которая из многонациональной и многоконфессиональной империи усилиями олигархов превращалась в чисто польское национальное католическое государство. Со всеми сопутствующими этому прелестями с постоянной взаимной резнёй и ненавистью.
Мне укажут, что в Российской империи украинцев тоже угнетали. Да, но на общих основаниях. Там и кухаркиных детей указами гнобили. Тюрьма народов, как говорится — не одного народа, а народов. Немного странная, так как своих православных крестьян там круто ограничивали в свободах, пока какие-нибудь якуты с эвенками жили как им вздумается. Я понимаю, что всегда хочется выдернуть свой особый момент из контекста истории, чтоб подчеркнуть свою значимость. Но в нашем случае, повторюсь, проблемой было именно то, что украинцев считали русскими по определению и смотрели на попытки развития всего украинского, как на блажь — чаще снисходительно, изредка отрицательно. Но делать вид, что в империи шло целенаправленное и систематическое уничтожение украинской культуры и языка, неверно. Империям просто неинтересно и невыгодно сознательно вкладывать средства и усилия в развитие всего того, что не является имперским. Пока империя хорошая, она просто оставляет аборигенов в покое вариться в собственном соку. Но с какой радости должны были британцы создавать университеты с преподаванием на урду или йоруба, или цари финансировать татарский или казахский язык в школах? Вы их потом призовёте в армию и будете отдавать команды на каком языке? Обучать на заводах работе на станках на каком языке? А пахать землю или пасти овец они могут и так, без образования. Должно заметить, что обычно имперскую языковую политику клеймят как раз те, кто в настоящее время стремится проводить её в жизнь, только с украинским языком в качестве доминантного.
Стоит упомянуть два указа, из которых выводится мысль, что империя ужасно боялась украинского языка. Валуевский циркуляр, то есть письмо, а не закон — предписание министра внутренних дел о приостановлении печатания на украинском языке («малороссийском наречии» по терминологии того времени) литературы религиозной, учебной и предназначенной для начального чтения. К пропуску цензурой разрешались «только такие произведения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы». Идёт очередное Польское восстание, в Украину идут воззвания, и царская администрация начинает паниковать — а вдруг? Вдруг не происходит и произойти не может, но на всякий случай почему бы и не запретить? Этим и сейчас, в наши просвещённые времена Интернета грешат, что с тех было взять.
Эмским указом от 1876 (опять-таки не закон) запрещалось: ввозить на территорию Российской империи из-за границы книги, написанные на украинском языке, без специального разрешения; издавать оригинальные произведения и делать переводы с иностранных языков. Исключение делалось для «исторических документов и памятников» и «произведений изящной словесности», с рядом оговорок и при условии предварительной цензуры; ставить украинские театральные представления (запрет снят в 1881 г.), печатать ноты с украинскими текстами; устраивать концерты с украинскими песнями; преподавать на украинском языке в начальных школах («первоначальные училища»). Но сам документ направлен скорее против неблагонадёжных украинских интеллигентов в России, и вполне согласен «поддержать издающуюся в Галичине, в направлении враждебном украинофильскому газету „Слово», назначив ей хотя бы небольшую, но постоянную субсидию». Это время бухтящих разночинцев, начитавшихся революционных писаний из Европы, и украинские деятели, вроде Драгоманова и Кулиша, вызывали подозрения. Паранойя оказалась обоснованной — подписавшего указ царя Александра Второго таки убили боевики тайной революционной организации «Народная воля».
В общем, данный документ перекликается с недавним законом о языке. И если осуждать Эмский указ, то стоит осуждать и его. Если ты, конечно, человек принципиальный. Подобно запрету на алкоголь в США, данный документ имел обратные последствия — на что имелся спрос, на то всегда находилась контрабанда из-за границы. Язык не исчезает, литература развивается, и к 1905 году мы имеем вполне сложившееся украинское движение. Если Эмский указ был попыткой уничтожить украинский язык, то очень неудачной.
Несомненно, были народы, которых в царской России открыто гнобили — поляки и евреи. С евреями понятно, а вот с поляками шел постоянный конфликт, разбираться в котором бесполезно — все там были хороши. Проще говоря, неугомонные поляки чуть ли не раз в поколение устраивали восстания, тогда как в Украине всё было тихо, мирно и расчудесненько, несмотря на страхи царских министров. Чиновники, генералы, писатели украинского происхождения вполне плотно были вписаны в элиту. И как-то, в отличие от сейчас, совершенно без официальной поддержки, или, как сказано выше, вопреки давлению, развиваются украинский язык и литература. В тогдашней энциклопедии российской словесности Шевченко гордо числится как гениальный поэт.
А, закричат «знатоки» истории, а как же великое восстание Устима Кармелюка? Никак. На восстание это просто не тянет. Самое интересное в истории Кармелюка, как и потом в истории Котовского, это его удивительная способность убегать из заключения, часто благодаря умению выдать себя за другого, и удивительная снисходительность системы к разбойнику, убийце и главарю ОПГ, державшей в страхе всю Подолию. То, что их жертвами становились богатые люди, помещики и корчмари, неудивительно, хотя и крестьянами они не брезговали. Но, возможно, оттого, что достаточно много жертв носили польские фамилии, Устима, у которого было ещё несколько других имён, как-то не могли долго приструнить. Но назвать это чем-то другим, кроме криминального беспредела, может только очень заангажированый человек. © CC0 / Public Domain, Nizhniy Tagil State Museum of Fine Arts | Перейти в фотобанкУстим Якимович Кармелюк
Что же случилось, что всё это относительное благолепие гикнулось в конечном итоге? Диагноз — обширное православие головного мозга у российских элит. Как, прямо, и сейчас. Подобно барину из язвительной сказки Максима Горького, в момент, когда по всей Европе понеслась волна национального осознания, они тоже взглянули в зеркало и воскликнули: «Господи! Да у меня же национального лица нет!» И как полицейский пристав из той же сказки, посоветовавший «да потритесь вы об инородца, оно сразу же и выявится, истинное-то ваше лицо…», в империи стали определять инородцев. Сам термин интересен, не правда ли? Есть какие-то первородцы, а есть и ино-родцы. Заниматься определением иности стали патриотические организации вроде «Чёрной Сотни». С последствиями. В горьковской сказке, получив очередной раз по морде, барин не терял духа.
«…Оставил его кавказец в горизонтальном положении и пошёл пить кахетинское, а барин лежит и соображает:
„Од-днако же? Там ещё, татары, армяне, башкиры, киргизы, мордва, литовцы — Господи, сколько! И это — не все… Да потом ещё свои, славяне…»
А тут как раз идёт украинец и, конечно, поёт крамольно:
Добро було нашим батькам
На Вкраини жити…
— Нет, — сказал барин, поднимаясь на ноги, — вы уж будьте любезны отныне употреблять еры, ибо, не употребляя оных, вы нарушаете цельность империи…
Долго он ему говорил разное, а тот всё слушал, ибо — как неопровержимо доказывается всеми сборниками малороссийских анекдотов — украинцы народ медлительный и любят дело делать не торопясь, а барин был человек весьма прилипчивый…
…Подняли барина сердобольные люди, спрашивают:
— Где живёте?
— В Великой России…
Ну, они его, конечно, в участок повезли».
Короче говоря, к началу 20 века в европейской части Российской империи народу стало много, а пространства мало. Крестьян освободили от крепостной зависимости, а заодно и от земли. То есть её уже мужику не гарантировали, а он должен был её каким-то образом иметь. На селе росла фактическая безработица, а город, даже при немалых темпах развития, принять всех не мог. Более того, народ держался за землю и даже устроившись на завод норовил не выписываться из крестьянской общины, чтобы не потерять свои права. И в Сибирь не всех тянуло ехать на вольные земли. Накопилась куча социальных проблем, к которым добавились и национальные. Империя усиленно русела, выдавали циркуляры и запреты, а в ответ другие народы национализировались. Включая украинцев. Такая взаимная подпитка — чем больше искать и гнобить инородцев, тем меньше желания у инородцев оставаться в империи. В 1917 это всё рвануло со страшной силой.
И оказалось, что в Украине достаточно людей, готовых создавать и защищать украинское государство. И достаточно осознающих, что сложившаяся инфраструктура не позволяет Украине стать абсолютно независимой державой, да ещё во время мировой войны. Другое дело, что не нашлось достаточно людей, знающих, как изменить старую инфраструктуру. А без этого результат Гражданской войны был предопределён.
Интересно, что первые лет 10 правления большевиков империи особо не было. И современные попытки подать Гражданскую войну как вторжение неисчислимых московских орд для покорения волелюбного украинского народа вызывают удивление. В Украине всегда хватало своих коммунистов, социалистов и анархистов, не говоря уже о местных батьках разного разлива. Идея власти местных советов вообще была принята в деревне универсально. Как только прекратились продразверстки, прекратилось и массовое сопротивление.
Но главное для данной статьи в том, что изменилось отношение к Украине и украинцам. В отличие от царей коммунисты признали их отдельным народом в отдельной стране. Правда, смотрели на это через призму мировой революции.
Ленина можно считать чем угодно, но он не был русским имперцем. Наоборот, некоторые считают, что он дюже ненавидел именно великороссов и имперские замашки. К национальному вопросу он подходил вдумчиво и даже деликатно. В буржуазном национализме его беспокоил только буржуазный аспект. Поэтому он не видел никаких проблем в создании Украинской Советской республики в рамках союзного государства с другими равными республиками. Эдакая новая государственная модель, к которой, по идее, должны были лепится другие национальные республики по мере продвижения мировой революции. © РИА Новости, Алексей Филиппов | Перейти в фотобанкУкраинская ССР
Работала ли она? Нет. Несмотря даже на политику коренизации 1920-х, которая выражалась в подготовке и продвижении на руководящие должности представителей местных национальностей, создании национально-территориальных автономий, внедрении языков национальных меньшинств в делопроизводство, в образование, поощрении издания СМИ на местных языках, СССР скатывался в империю. Причем дело даже не в Сталине, который имперцем как раз был, а в самой вертикали власти, которую большевики выстроили ещё при Ленине. Ну не может она работать с реально автономными образованиями, ей требуется ручной контроль на всех этапах и уровнях. Поэтому ей предпочтительно иметь не местного, или даже способного, а лично преданного человека на месте. Так мы снова оказались в Средневековье. С гораздо более эффективной инквизицией и широко развернутой охотой на ведьм. И искать какой-то смысл в сталинском терроре не стоит. Тут не логика человека, а логика организации вещей. А лично преданный тебе человек, как и положено в организованной преступной группировке, сделает буквально всё, что ты ему скажешь. Даже если это убьет миллионы. Хотя бы потому, что любая критика руководства в таких обстоятельствах выглядит личным предательством. И пока везде не усядутся лично преданные вождю люди, которые без колебаний сделают, что прикажут, система не успокоится.
И вот только тогда, уже в 1950-х, после кровавых разборок и геноцидов, империя начала работать как положено хорошей империи — создавать инфраструктуру. Причем там, где её раньше никогда не было. Если Украина и при царях была вполне индустриализирована, как часть метрополии, то периферия начала подниматься именно при Союзе. В немалой степени за счет переехавших туда специалистов и рабочих. Да, за 20 лет СССР сумел создать систему технического образования, способную массово производить технические и инженерные кадры. Которые построили города, магистрали, заводы, ракеты и балеты. Предвосхищая Европейский Союз, был создан Союз Экономической Взаимопомощи, СЭВ, интегрирующий так называемые страны народной демократии в единое экономическое пространство с разделением труда. После смерти Сталина, который видел СЭВ больше как витрину и кидал в него деньги, более прагматичное новое советское руководство, опять-таки предвосхищая Трампа, сказало ребятам-демократам финансировать свои проекты самим. И это 30 лет вполне работало. Одна Украина по показателям была одной из экономически успешных стран мира.
Пока не произошло то, что вечно губит империи — непонимание важности самосознания туземцев, грубо говоря. Хорошая империя несёт организацию, технологии, стабильность, мир, культуру и вообще цивилизацию, а потому уверена, что ей ни к чему обращать внимание на заморочки аборигенов. Она не понимает, почему иудеи затевают кровавые войны с Римом из-за своего старого храма, когда вокруг понастроили много новых и красивых; удивляется, что индусы никак не желают жить по-британски в брюках; злится, что в Средней Азии люди продолжают цепляться за ислам, когда у всех есть цветной телевизор с хоккеем и передачей КВН; до сих пор не догоняет, почему в Афганистане никак не получается либеральной демократии. Даже Джордж Орвелл, описывая свою бытность в Бирме в ка источник »
