фото показано с : theuk.one

Я была восторженной 18-летней девчонкой, месяц проучившейся по программе международных обменов в норвежском Ставангере, когда познакомилась с Эйольфом. Я оказалась рядом с ним на одной вечеринке, и мы проболтали весь вечер. На пользу пошло и то, что он оказался одним из немногих встреченных мною норвежских студентов, кто мог показать Малайзию на карте. После того вечера я часто посещала библиотеку, надеясь попасться ему на глаза. К счастью, у него были такие же мысли. Эйольф был человеком грамотным, информированным, много читал и обладал несколько глуповатым чувством юмора. Он также был очень добрым человеком, к каким инстинктивно тянутся люди и животные. Я полагала, что по завершении учебы вернусь в Малайзию, но вместо этого осталась в Норвегии, чтобы быть вместе с ним. Мне это показалось правильным. Норвегия очень сильно отличается от моей страны, но я к ней привыкла, освоилась и занялась приносившей мне удовлетворение работой антрополога. Эйольф стал архитектором. Мы прожили вместе 32 года, и я неизменно испытывала чувство радости от наших отношений. Он сделал меня лучше как человека. Эйольф всегда любил появляться на работе первым, чтобы приготовить для всех кофе. Когда он ушел в то обычное летнее утро, была половина восьмого. Я даже представить себе не могла, что больше не увижу своего 54-летнего мужа живым. К счастью, некоторые люди в то утро тоже пришли на работу рано. Один из коллег увидел, как Эйольф упал. Сначала коллеге показалось, что он просто поскользнулся, однако очень скоро стало понятно, что случилась беда. Я уже встала и только что вышла из душа, собираясь позавтракать, когда зазвонил телефон. Это был врач из больницы. «Боюсь, у меня плохие новости», — сказал он. Сердце у меня замерло. «Мне жаль, но ваш муж скончался». Это было как неожиданная пощечина. «Ваш муж мгновенно потерял сознание. Он ничего не почувствовал, — продолжал врач. — Это лучшая смерть, какую мы только можем себе пожелать». Я почувствовала, как в душе у меня возникает волна протеста. Я была с ним совершенно не согласна, но не могла сказать ни слова. Эйольф умер внезапно от инфаркта. Я непрестанно задавала себе один и тот же вопрос: понял ли он, что случилось? Какой была его последняя мысль? Я знала, что Эйольф мертв, но осмыслить это и уразуметь было очень трудно. Я подумала: а может, врачи что-то напутали, может, он все-таки придет в себя. Эти предположения развеяли похороны. Надо было ответить на множество практических вопросов. Какой гроб? Когда хоронить? Кого известить? Я испытывала потрясение, но надо было принимать решения. Постоянно звонил телефон, никто не мог поверить в случившееся. Мне было больно, но я должна была успокаивать и поддерживать других. Действуя как будто на автопилоте, я произносила какие-то слова, не понимая, откуда они идут. Дни бежали так, будто кто-то включил ускоренную перемотку, и кнопка застряла. Думаю, после похорон я пала духом и свалилась как от болезни. Именно тогда на меня накатило настоящее горе. Я сидела в квартире одна, наедине со своими мыслями, и в этот момент до меня по-настоящему дошло, что Эйольф больше никогда не вернется с работы. Горе заполнило все уголки моего сознания, захватило всю мою жизнь. Я смотрела на мир через одну-единственную щель, испытывая только чувство утраты и боль. Замечательная пора моей жизни закончилась. Все, что я считала устоявшимся и постоянным, исчезало из виду. Я скучала по своей прежней жизни и бесконечно мечтала о том, чтобы найти какой-нибудь переключатель, поворачивающий время вспять. Кроме того, будучи иммигранткой, оставшейся в Норвегии из-за норвежца, я спрашивала себя: «Надо ли мне жить в этой стране?» Смерть Эйольфа разрушила во мне чувство принадлежности. Находясь в таком состоянии, я нашла утешение в самом неожиданном месте. Незадолго до смерти Эйольфа мы записались на курсы грибников, организованные Обществом грибов и полезных растений города Осло. До этого мы никогда не собирали грибы, но неизменно любознательный Эйольф очень хотел этому научиться. Название общества привлекло мое внимание. Оно было какое-то старинное, и чем-то напоминало название Норвежской ассоциации женской гигиены. Что за люди занимаются грибами и полезными растениями? Честно говоря, я понятия не имела, что такое полезное растение. И какие растения бесполезны. После смерти Эйольфа у меня не было веских причин для посещения этих курсов. Но почему бы не попробовать, ведь причин отказываться тоже не было никаких? На курсы записалось много людей. Они были самых разных возрастов и со всех концов города — из состоятельных западных районов и более бедных восточных. Мне это показалось интересным, ведь я занималась социальными науками. Мы ассоциируем разные экономические классы с определенными увлечениями. Не нужно быть антропологом, чтобы увидеть эту закономерность в Осло, хотя норвежцы думают о себе как об эгалитарной нации, они ценят в себе стремление к равенству. Но грибники — это поистине бесклассовое общество, что мне сразу понравилось. Вскоре я поняла, что в их компании можно находиться бесконечно, не зная при этом, чем эти люди занимаются в своей повседневной жизни. Когда ты борешься с одиночеством и не знаешь, как прожить очередной день, очень приятно проводить время с людьми, не задающими нескончаемые вопросы о твоей жизни. Не то чтобы грибники не любили поболтать, но разговоры о грибах вытесняли у них все остальное. Тривиальные вопросы, такие как жизнь, смерть, религия и политика, отходили на второй план. «Итак, что такое грибы?» — спросил на первом занятии руководитель курсов. Большинство из нас промолчало, стараясь не смотреть преподавателю в глаза. Это же очевидно. Но вскоре я обнаружила, что ответ на этот вопрос не такой простой, как кажется. То, что многие люди считают грибами, на самом деле лишь малая часть этого царства, многие виды в котором являются микроскопическими. Грибы есть везде. Из 44 000 зарегистрированных в Норвегии видов на долю грибов приходится 20 процентов. Для сравнения: млекопитающие составляют всего 0,2 процента. Те грибы, которые мы видим, это лишь малая часть намного большего организма. Его основу формирует динамичная, живая сеть длинных, похожих на шнурки клеток, живущих под землей либо на деревьях и других растениях. То, что мы видим над землей, это плоды грибов, имеющие к организму такое же отношение, какое яблоко имеет к яблоне. При соответствующих условиях дикие грибы прорастают сквозь почву с такой силой, что могут расколоть асфальт. На курсах мы узнали, что грибы растут не только в лесу. Они растут везде. Надо только внимательнее смотреть. Прогулка по лесу дала нам совсем другие ощущения. Неожиданно я начала видеть грибы повсюду. Они начали бросаться мне в глаза так, будто я надела стереоскопические очки. Бродя по лесам в окрестностях Осло, я почувствовала, что впервые после смерти Эйольфа внимательно смотрю на то, что меня окружает. Горе создало некий изолирующий экран между мной и внешним миром, и теперь я снова соединилась с окружающей средой. Детям хорошо известно, что это такое — очень сильно чем-то увлечься. Грибы вызывают такое же состояние. Ты отключаешься от повседневности, от навязчивых горестных мыслей, от стресса. В тебе пробуждается древний инстинкт охотника-собирателя, ты концентрируешься, напряжение растет, и ты думаешь: удастся в этот раз найти сокровище или нет? Спортсмены говорят о «потоке». В восточной Азии давно уже используется термин «момент дзэн». Он наступает тогда, когда ты можешь полностью отдаться ощущениям и созерцанию. Именно это я ощутила в лесном мире и спокойствии. Если хочешь найти грибы, надо выключить свой сотовый телефон, переключиться в грибной режим и просто быть там, в лесу. Я обнаружила, что мне хочется снова и снова идти в этот зеленый лес. Я наслаждалась обретенной там концентрацией, отношениями со своими новыми друзьями, которые возникали незаметно в процессе поиска грибов. С тех пор прошло девять лет, я сдала все норвежские тесты и стала сертифицированным специалистом по грибам. И я снова живу той жизнью, которая приносит мне удовлетворение и дает смысл. источник »

63 +