фото показано с : theuk.one

«Мы все вступаем в эпоху немыслимого», — говорит Эммануэль Макрон, наклоняясь вперед и опираясь на свой рабочий стол в Елисейском дворце после того, как его помощник протер поверхность стола и подлокотники стула дезинфицирующей салфеткой. До настоящего момента у Макрона всегда были большие планы на будущее. Придя к власти в стране в результате неожиданной победы на президентских выборах в 2017 году, этот гиперактивный французский президент выступил с целым рядом амбициозных предложений по реформированию Евросоюза, которые привели в замешательство его более осторожных европейских партнеров. Когда в прошлом году Макрон принимал у себя саммит «Большой семерки» крупнейших развитых экономик, он попытался примирить Соединенные Штаты и Иран и приблизить момент заключения мира между Россией и Украиной. Его правительство активно издавало законы, призванные модернизировать Францию. Однако пандемия коронавируса заставила Макрона тоже заняться поисками путей выхода из глобального кризиса здравоохранения, который уже унес жизни почти 140 тысяч человек, и задуматься над тем, как можно спасти французскую и мировую экономики от депрессии, сравнимой по масштабам с обвалом 1929 года. «Все мы столкнулись с острой необходимостью изобрести что-то новое, потому что это все, что мы можем сделать», — говорит Макрон. Разумеется, у него все еще есть планы. Он хочет, чтобы Евросоюз создал инвестиционный фонд в сотни миллиардов евро на случай чрезвычайных обстоятельств, посредством которого странам Северной Европы придется оказывать поддержку Италии и Испании, где от COVID-19 уже умерли десятки тысяч людей. Макрон хочет, чтобы более богатые страны помогли Африке, согласившись на мораторий по выплатам задолженностей по двусторонним и многосторонним договорам. Тем не менее Макрон, демонстрирующий нехарактерную для него нерешительность, возможно, впервые не знает, когда его предложения принесут плоды и принесут ли вообще. «Я не знаю, находимся ли мы в начале или в середине этого кризиса, — этого никто не знает, — говорит он. — Сейчас слишком много неопределенности, поэтому нам следует вести себя очень смиренно». *** Наглядным проявлением «социального дистанцирования» и ограничений на передвижения в нынешнюю невероятную эпоху пандемии стало то, что сейчас в Елисейском дворце, обычно оживленном и людном, работает минимальный штат сотрудников, а редактор FT присутствует на интервью по видеосвязи. Сам Макрон, для которого очень важен тактильный контакт, — однажды кто-то сказал, что «он мог бы соблазнить даже стул», — теперь вынужден приветствовать своих гостей, стоя на некотором расстоянии от них в роскошном Золотом кабинете, окна которого выходят на дворцовые лужайки и Елисейские поля. Эта комната дворца была впервые использована в качестве кабинета президента Франции генералом Шарлем де Голлем. В ходе двух своих обращений к нации, с которыми Макрон выступил месяц назад, он сознательно позаимствовал тон де Голля, которого он считает своей ролевой моделью, объявив о начале полномасштабной войны с вирусом, о введении одной из самых жестких в Европе систем контроля за передвижениями людей, чтобы замедлить распространение заболевания, и заявив, что его правительство спасет рабочие места и компании «чего бы это ни стоило». Позади его стола в рамке стоит образец англо-французской облигации Первой мировой войны стоимостью в 500 долларов, выпущенной в 1915 году. За последние несколько недель воинственную риторику сменил более рефлексивный взгляд на то, как можно бороться с пандемией, а также открытое признание логистических неудач, в результате которых французские врачи, медсестры и работники важнейших служб столкнулись с острой нехваткой защитных масок и тестов, которые позволяют отслеживать масштабы распространения вируса. *** В отличие от других мировых лидеров — от президента США Дональда Трампа до лидера Китая Си Цзиньпина, которые пытаются вернуть их страны в точку, где те находились до начала пандемии, — 42-летний Макрон утверждает, что в этом кризисе он видит экзистенциально значимое для всего человечества событие, которое изменит природу глобализации и структуру международного капитализма. Будучи либеральным европейским лидером в мире агрессивных националистов, Макрон, по его словам, надеется, что травма, полученная в результате пандемии, сплотит страны в общем стремлении помочь самым слабым преодолеть этот кризис. И Макрон хочет использовать катаклизм, который заставил правительства поставить человеческие жизни выше экономического роста, в качестве стимула для устранения последствий экологических бедствий и социального неравенства, которые, по его словам, уже угрожают стабильности мирового порядка. Однако он не скрывает тревогу, которую испытывает в связи с тем, что последствия пандемии могут оказаться прямо противоположными, — что закрытие границ, спад в экономике и утрата веры в демократию могут укрепить позиции авторитарных лидеров и популистов, которые уже пытаются использовать текущий кризис в своих интересах, от Венгрии до Бразилии. «Я считаю, что это мощный антропологический шок, — говорит Макрон. — Мы остановили половину планеты, чтобы спасти жизни. В нашей истории подобных прецедентов еще не было». «Но это изменит природу глобализации, в условиях которой мы жили последние 40 лет… У нас создалось впечатление, что границ больше нет. Мы стремились к максимально быстрому обороту и накоплению, — говорит Макрон. — Были достигнуты реальные успехи. Мир избавился от тоталитарных режимов, 30 лет назад произошло падение Берлинской стены, и сотни миллионов людей выбрались из нищеты. Однако уровень неравенства в развитых странах рос, особенно в последние годы. И было ясно, что такого рода глобализация приближается к концу своего цикла, что она подрывает основы демократии». Макрон рассердился, когда его спросили о том, действительно ли беспорядочные попытки справиться с распространением пандемии COVID-19 продемонстрировали слабые места западных демократий и преимущества авторитарных правительств, таких как правительство Китая. По словам Макрона, нельзя сравнивать страны, где информация распространяется свободно, и где граждане могут критиковать действия своих правительств, с теми странами, где правда подавляется. «С учетом этих различий, выбранных путей и того, что из себя сегодня представляет Китай, который я уважаю, давайте не будем наивными и не будем говорить, что у него лучше получилось справиться с ситуацией, — отвечает Макрон. — Мы не знаем. Несомненно, есть то, что уже произошло, и о чем мы ничего не знаем». Президент Франции подчеркивает, что отказ от свобод ради того, чтобы справиться с пандемией, представляет собой угрозу для западных демократий. «Некоторые страны в Европе делают именно такой выбор, — говорит он, очевидно намекая на Венгрию и решение венгерского парламента предоставить Виктору Орбану чрезвычайные полномочия. — Мы не можем это принять. Нельзя отказаться от фундаментальной структуры, мотивируя это кризисом в сфере общественного здоровья». Евросоюз и евро вызывают у Макрона особую тревогу. Ударяя ладонью по столу, чтобы подчеркнуть ключевые моменты, Макрон говорит, что и Евросоюз, и единая валюта окажутся под угрозой, если более богатые страны союза, такие как Германия и Нидерланды, не проявят больше солидарности со странами Южной Европы, которые больше всего пострадали от пандемии коронавируса. Эту солидарность необходимо проявить в форме финансовой помощи, финансируемой за счет долговых обязательств, — настоящий кошмар для голландских и немецких политиков, которым ненавистна идея о том, что их налогоплательщики будут вынуждены оплачивать займы греков или итальянцев. Макрон предупреждает, что неспособность поддержать тех членов Евросоюза, которые сильнее всего пострадали от пандемии, поможет популистам одержать победу в Италии, Испании, возможно, Франции и в других странах. «Это очевидно, потому что люди скажут: „Что это за жизнь, которую вы [Евросоюз] предлагаете? Эти люди не защитят вас ни в момент кризиса, ни от его последствий. Они не испытывают никакой солидарности с вами», — говорит Макрон, перефразируя те популистские аргументы, которые различные политики будут использовать, указывая на Евросоюз и североевропейские страны. — „Когда в вашу страну прибудут иммигранты, вам прикажут принять их. Когда у вас начнется эпидемия, вам скажут справляться с ней самостоятельно. О, они действительно славные. Они выступают за единую Европу, когда речь заходит о том, чтобы экспортировать вам товары, которые они производят. Они выступают за единую Европу, если это значит, что ваши рабочие могут приехать к ним и производить запчасти для автомобилей, которые мы больше не производим у себя на родине. Но они не за единую Европу, когда речь заходит о том, чтобы разделить тяготы»». С точки зрения Макрона, на более богатых членах Евросоюза лежит особая ответственность в том, как они справляются с нынешним кризисом. «Мы достигли момента истины, когда нам придется решить, является ли Европейский союз политическим проектом или только рыночным проектом. Я думаю, что Евросоюз — политический проект… Нам необходимо оказывать финансовую помощь и демонстрировать солидарность, чтобы Европа сохранила единство», — говорит Макрон. В любом случае, по его словам, текущий экономический кризис, вызванный пандемией COVID-19, настолько серьезен, что многие члены Евросоюза и еврозоны уже, по сути, нарушают свои обязательства, отказываясь предоставлять государственную поддержку компаниям. Способность правительств предоставить финансовую помощь, чтобы предотвратить массовые банкротства и спасти рабочие места, будет иметь большое значение для собственного неопределенного политического будущего Макрона во Франции. Поскольку, согласно прогнозам, французская экономика в этом году сократится на 8%, и миллионы временно уволенных работников до сих пор получают выплаты только благодаря 24-миллиардной правительственной схеме по оказанию помощи в условиях «частичной безработицы», правительство ожидает, что в 2020 году дефицит бюджета составит 9% от ВВП, — это самый высокий показатель дефицита со времен Второй мировой войны. Хотя за рубежом Макрона часто прославляют за его энергичный либеральный интернационализм, его оппоненты внутри страны из числа как ультралевых, так и ультраправых, — включая демонстрантов движения желтых жилетов, — уже некоторое время относятся к нему как к «президенту богачей», как к бывшему инвестиционному банкиру, который хочет навязать капитализм свободного рынка своим сопротивляющимся гражданам. В реальности Макрон начал замедлять темпы своих реформ еще до начала пандемии, столкнувшись с жесткой оппозицией со стороны левых и активистов движения желтых жилетов. Потратив два года на либерализацию рынка труда, сокращение налогового бремени для работников и предпринимателей и на попытки упростить французскую пенсионную систему, в прошлом году Макрон отказался от своих планов по сокращению размеров государственного сектора, а в марте полностью остановил процесс проведения реформ вплоть до окончания кризиса с коронавирусом. Макрон пытался обращаться к вопросам экологии, чтобы завоевать поддержку левых и зеленых в преддверии выборов 2022 года, в которых, как он надеется, он снова встретится во втором туре с Марин Ле Пен (Marine Le Pen), лидером ультраправой партии «Национальное объединение». Возможно, пандемия COVID-19 даст ему возможность продемонстрировать, что он пытается сделать капитализм более человечным. С его точки зрения, для этого нужно положить конец «сверхзацикленному на деньгах» миропорядку, приложить больше усилий для того, чтобы спасти планету от разрушительного воздействия глобального потепления и укрепить французский и европейский «экономический суверенитет», инвестируя внутри стран в такие отрасли промышленности, как производство аккумуляторов для электромобилей, а также производство медицинского оборудования и лекарств, которые Евросоюз зачастую закупает в Китае. *** По словам Макрона, стало понятно, что, если люди могут сотворить немыслимое со своими экономиками, чтобы замедлить пандемию, они вполне способны сделать то же самое, чтобы приостановить катастрофические изменения климата. Люди пришли к пониманию того, что «никто не станет колебаться, принимая всеобъемлющие, трудные решения, когда речь идет о спасении жизней, — и то же самое можно сказать о климатических рисках». «Глобальные пандемии синдромов острой дыхательной недостаточности, подобных той, которую мы переживаем сейчас, прежде казались чем-то далеким, потому что они всегда ограничивались Азией. Что ж, климатические риски тоже кажутся далекими, потому что затрагивают Африку и Тихоокеанский регион. Но когда они доберутся до вас, придет время действовать». Макрон сравнивает страх перед удушьем, которое испытывают люди, заразившиеся COVID-19, с воздействием загрязнения воздуха. «Когда мы преодолеем этот кризис, люди больше не захотят дышать грязным воздухом, — говорит он. — Люди скажут: „Я не согласен с выбором того общества, в котором мне придется дышать таким воздухом, из-за которого мой ребенок будет страдать бронхитом. Помните, вы всё остановили, чтобы справиться с COVID-19, а теперь хотите заставить меня дышать грязным воздухом!»» Подобно многим своим предшественникам, — и в отличие от некоторых своих коллег в других западных демократиях, — Макрон производит впечатление мыслящего человека, интеллектуала, источающего множество идей и проектов, которые порой вызывают раздражение у его более трезво мыслящих европейских коллег. Среди книг, которые собраны на полках рядом с его рабочим столом, есть труды покойного французского президента-социалиста Франсуа Миттерана и папы Франциска, переписка Тургенева и Флобера, а также несколько копий автобиографии Макрона под названием «Революция: примирение Франции» (Revolution: Reconciling France), которую подготовили к предвыборной кампании 2017 года. Однако на вопрос о том, какие уроки он усвоил в процессе руководства страной, он честно признал, что пока еще слишком рано говорить, куда приведет нынешний глобальный кризис. По словам Макрона, у него есть глубокие твердые убеждения касательно Франции, Европы и мира в целом, а также касательно свободы и демократии, но в конечном счете качества, которые необходимы в условиях неумолимого хода событий, — это смирение и решимость. «Я никогда ничего не воображал, потому что я всегда отдаюсь в руки судьбы, — говорит Макрон. — Нужно следовать своей судьбе… Именно так я и поступаю, будучи готовым бороться и отстаивать то, во что я верю, и одновременно пытаться осмыслить то, что казалось немыслимым». источник »

70 +