фото показано с : theuk.one

Эмили Мэйтлис: Ваше королевское высочество, мы оказались в Букингемском дворце при крайне непривычных обстоятельствах. Как правило, мы с Вами говорим о Вашей работе и обязанностях и мы перейдем к этой теме, но сегодня Вы захотели впервые выступить с заявлением. Почему Вы решились сейчас на этот разговор? Принц Эндрю: Потому что не может быть подходящего времени для разговора о господине Эпштейне и обо всем, что с ним связано, а мы уже около полугода обсуждаем с программой «Ньюзнайт» (Newsnight) возможность какого-то разговора о моей работе, но, к сожалению, до сегодняшнего дня у нас просто не получалось совместить его ни с вашим, ни с моим расписанием. И, на самом деле, это очень хорошая возможность, и я рад, что смог сегодня с Вами встретиться. — По Вашим словам, вся эта история восходит к Вашей дружбе с Джеффри Эпштейном (Jeffrey Epstein). Как завязалась эта дружба? Как вы познакомились? — Нас познакомила его герлфренд в 1999 году, которая… Ну, мы с ней мы были знакомы со времен ее учебы в британском университете, и было бы в некотором роде преувеличением утверждать, что мы были близкими друзьями. То есть мы дружили, потому что вращались в одних и тех же кругах, и мне доводилось много раз ездить в Соединенные Штаты, но много времени я с ним не проводил. Наверное, мы виделись один-два раза в год, максимум, быть может, раза три в год. И довольно часто, если я был в Соединенных Штатах, и у меня были там дела, а его не было в стране, он говорил: «Ты же можешь приехать и пожить в моем доме», а я отвечал: «Это очень любезно, я тебе очень благодарен». Но было бы огромным преувеличением сказать, что он был очень, очень близким мне другом. Но он обладал невероятной способностью сводить вместе удивительных людей, и это я как раз запомнил. Знаете, когда ты приходишь на эти ужины и встречаешь ученых, политиков, людей из Организации Объединенных Наций. Я хочу сказать, это была космополитичная группа выдающихся людей Америки. — Именно этим он притягивал к себе людей на тот момент? — Да. — И именно поэтому Вас… потому что в глазах общественного мнения Вы стали принцем-завсегдатаем вечеринок, это вас объединяло? — Ну, я бы сказал, что и это является определенным преувеличением. Я не знаю, чем заслужил такое прозвище, потому что я не… Я никогда, на самом деле, не был завсегдатаем вечеринок. Я долгое время был холост в начале 1980-х годов, но, женившись, я был очень счастлив и никогда не испытывал необходимости ходить по вечеринкам, и, уж безусловно, визиты к Джеффри не были связаны с вечеринками, это совсем не так. — Вы сказали, что не были очень близкими друзьями, но могли бы Вы охарактеризовать его как хорошего друга, доверяли ли Вы ему? — Да, думаю, скорее всего, доверял, но опять же, я не вступаю в дружбу в стремлении получить что-то неподобающее, если Вы меня понимаете. Я легко контактирую с людьми, я хочу иметь возможность с ними общаться, они мне интересны, я хочу узнавать что-то новое, и Вы должны помнить, что я в тот момент заканчивал службу во флоте и в переходный период хотел расширить кругозор, потому что служба во флоте подразумевает определенную изоляцию, ведь ты постоянно находишься в море. А я тогда как раз должен был стать особым представителем [Великобритании] по международной торговле и инвестициям. Поэтому я хотел побольше узнать о том, что происходит в мире международного бизнеса, это и была вторая причина моих визитов. А я получил возможность посещать Уолл-Стрит и другие места во время этих визитов, что было совершенно жизненно необходимо. — Он тоже у Вас гостил: в 2000 году Эпштейна принимали в Виндзорском замке и в Сандрингеме, благодаря Вашему приглашению он оказался в самом сердце королевской семьи. — Разумеется, по моему приглашению, а не по приглашению королевской семьи, но не забывайте, что ключевым звеном здесь была его любовница. Он был в некотором смысле «плюс один». — Права ли я, полагая, что Вы устроили вечеринку в честь дня рождения подруги Эпштейна Гилейн Максуэлл (Ghislaine Maxwell) в Сандрингеме? — Нет, это была просто охота. — Охота. — Самая обыкновенная, незатейливая охота в выходные. — Но, когда он гостил в Виндзорском замке, в Сандрингеме, на охоте… — Да, да. — …нам теперь известно, что он уже тогда занимался принуждением молодых девушек к проституции. — Теперь нам это известно, но в то время не было ни у меня, ни у кого-либо иного не было подозрений, что он этим занимается, и, безусловно, когда мы виделись с ним в Англии либо в Соединенных Штатах… нет, когда я виделся с ним в Соединенных Штатах или когда я останавливался в его домах в Соединенных Штатах, не было ничего, что указывало бы на эти его занятия, совершенно ничего. А если бы и было что-то, то не забывайте, что в то время я патронировал кампанией «Full Stop» («Хватит!») Национального общества по борьбе с жестоким обращением с детьми, так что я был в курсе происходящего на тот момент в борьбе с эксплуатацией детьми и знал, на что надо было бы обратить внимание, но я никогда этого не замечал. — То есть Вы бы могли заметить какую-то связь, потому что останавливались у него, неоднократно посещали его, гостили в его домах, и ничего не показалось Вам подозрительным… — Ничего. — …все это время. — Ничего. — Я хотела бы подчеркнуть, что Вы летали на его частном самолете. — Да. — Вы останавливались на принадлежащем ему острове. — Да. — Вы останавливались в его доме в Палм-Бич. — Да. — Вы бывали в доме Гилейн Максуэлл в Белгравии в Лондоне. — Да. — Итак, в мае 2006 года был выписан ордер на арест Эпштейна за растление малолетней. — Да. — В июле его пригласили в Виндзорский замок на 18-й день рождения Вашей дочери принцессы Беатрис. Зачем Вы это сделали? — Потому что я приглашал Гилейн. Но, даже учитывая это, я не думаю, что в тот момент я… безусловно, я не знал, когда было отправлено приглашение о том, что происходило в Соединенных Штатах, и я не знал, пока об этом не стали писать СМИ, потому что сам он никогда об этом не упоминал. — Он никогда не обсуждал с Вами того, что на его арест выписан ордер? — Нет. — То есть он пришел на праздник, зная, что полиция ведет расследование в отношении его. — Ну, я не совсем уверен, это была полиция? Я не знаю, понимаете ли, в этом и заключается трудность, я правда не знаю. — На тот момент это была полиция Палм-Бич. — Я хочу сказать, я боюсь, понимаете ли, проблема состоит в том, что все это главным образом происходило в Соединенных Штатах, и я не имел к этому никакого отношения и ничего об этом не знал. — В 2008 году его осудили за принуждение несовершеннолетней девушки к проституции, его приговорили к тюремному заключению, а он был Вашим другом. Как Вы к этому отнеслись? — Ну, я прекратил общение с ним, после того как узнал, что в отношении него ведется расследование, и это было уже позже в 2006 году, и я не общался с ним до 2010 года. Так что это было такое событие, которое кто-то переживает, и нечто такое, что я весьма сожалею, что не могу быть… — То есть никаких контактов? — Никаких контактов. — Когда он отбывал свой срок, вы не созванивались, не переписывались, ничего подобного? — Нет, нет, нет. — Его освободили в июле, а уже через несколько месяцев в декабре 2010 года Вы остановились в его особняке в Нью-Йорке. Почему? Почему Вы остановились в доме человека, осужденного за преступление сексуального характера? — Да, я всегда… с тех самых пор, как это случилось, и с тех пор, как факт моего пребывания там стал достоянием широкой общественности, я задавался вопросом: почему я туда поехал? Что это был за поступок и правильно ли я поступил. Так вот я поехал туда с одной-единственной целью сообщить ему, что из-за его приговора стало недопустимо, чтобы нас видели вместе. Разные люди давали мне противоположные рекомендации: поехать к нему и встретиться с ним или не ездить и не встречаться с ним. Но я сам принял это решение, потому что ситуация была серьезная, и мне казалось, что говорить об этом по телефону было бы трусостью. Я должен был поехать, увидеться с ним и поговорить с ним. И я поехал, чтобы увидеться с ним, а в тот момент у меня было еще много других дел в Нью-Йорке, и у нас появилась возможность сходить прогуляться в парке, и так совпало, что нас сфотографировали как раз во время беседы, когда я говорил ему: «Понимаешь, на мой взгляд, из-за всего случившегося вряд ли было бы уместно продолжать наше общение». И по взаимному согласию во время этой прогулки в парке мы решили, что прекратим общение, и я уехал, кажется, на следующий день, и с того самого дня у меня не было с ним никаких контактов. — Что он сказал Вам в ответ на слова о прекращении дружбы? — Я бы сказал, что он отнесся к этому с пониманием, он не вдавался ни в какие подробности в ходе разговора о том, что я… что он делает, можно только сказать, что он подписал в каком-то виде досудебное соглашение о сотрудничестве, отсидел свой срок и продолжал свою жизнь, если вы понимаете, что я хочу сказать. И я сказал: «Да, но, боюсь, мне придется сказать, что, учитывая прикованное ко мне внимание, вряд ли это было бы мудрым шагом». — Кто же порекомендовал Вам поехать к нему и сообщить о том, что Вы разрываете эти отношения? Исходила ли эта идея из дворца, участвовала ли в этом как-то ее величество королева? — Нет, нет, нет. Эта идея исходила от… Было несколько человек, которые… например, некоторые люди из моих работников, кто-то из моих друзей и членов семьи, с кем я говорил. Но я сам принял это решение, я почувствовал, что должен показать лидерские качества. Я должен был поехать, увидеться с ним и сказать ему о прекращении отношений. — Это было в декабре 2010 года. — Да. — Он устроил вечеринку в честь своего освобождения, и Вы были приглашены на нее в качестве почетного гостя. — Нет, я не пошел туда. Ой, 2010 году… в декабре это, конечно же, было вовсе не празднование его освобождения, потому что это был просто небольшой ужин, нас там было всего восемь-десять человек, кажется, за ужином. Если вечеринка и была, то я об этом ничего не знаю. — Вы были приглашены на тот ужин в качестве почетного гостя. — Ну, я был там, это был ужин, но не думаю, что это было так, как вы это называете. Но да, ладно, я был там на… Я был там на ужине, да. — Я просто пытаюсь разобраться в этой ситуации, потому что, как Вы сказали, Вы поехали туда разорвать эти отношения, но при этом пробыли в его нью-йоркском особняке несколько дней. Я бы хотела спросить, сколько? — Но у меня же были и другие дела, пока я был там. — Но Вы остановились в доме… — Да. — …человека, осужденного за преступление сексуального характера. — Это было просто удобное место для проживания. Я хочу сказать, я столько раз прокручивал это в голове. В конце концов, задним умом, безусловно, понимаешь, что это был совершенно неверный поступок. Но в тот момент, мне казалось, что это благородно и правильно. И я полностью признаю, что такое решение сформировалось у меня из-за моей склонности к излишнему благородству, но, как есть, так есть. — И в этот период, в эти несколько дней очевидцы отметили, что большое количество юных девушек входили в дом и покидали его. Есть видеозапись с Эпштейном в окружении юных девушек, а Вы в это время жили в его доме и встречались с друзьями. — Я никогда… Я хочу сказать, если они и были там, то я не принимал в этом никакого участия. Я ни разу их не видел. Я хочу сказать, понимаете, что его дом можно было бы назвать едва ли не вокзалом, если Вы понимаете, о чем я: потому что люди постоянно то входили туда, то выходили. Чем они там занимались и почему они там были, к этому я не имею никакого отношения. Поэтому, боюсь, я не могу это никак прокомментировать, потому что я правда не знаю. — В числе гостей был также литературный агент Джон Брокман (John Brockman). Он рассказал, что видел Вас там в тот момент, когда молодая русская женщина делала Вам массаж ступней, это имело место? — Нет. — Вы совершенно в этом уверены или не можете вспомнить? — Да, я совершенно уверен. — Значит, утверждение Джона Брокмана — ложь? — Я бы не… Я бы не… Я не знаком с господином Брокманом, так что я не знаю о чем он говорит. — Но массаж ступней русская девушка в доме Джеффри Эпштейна точно делала не Вам? — Нет. — Это довольно странный способ порвать дружеские отношения — четырехдневная вечеринка с ужином. Это весьма необычный способ разорвать дружбу. — Это трудно… это очень жестко сформулировано, да, вы совершенно правы. Но дело в том, что я виделся с ним всего лишь… только на ужине, во время прогулки в парке и, наверное, просто мимоходом в доме. — Давайте вернемся к той прогулке в Центральном парке, которая попала в объективы. Ваши друзья полагают, что Эпштейн хотел, чтобы вашу прогулку сфотографировали, возможно, он даже это подстроил. Вас не беспокоит, что Вас использовали? — Опять же, появившаяся после его самоубийства информация, заставила нас переоценить ту прогулку в парке. Мы не видим никаких доказательств, ни мои сотрудники, ни моя команда, ни я не можем найти никаких доказательств, что он это организовал. Понимаете, на это можно взглянуть с самых разных сторон. Дело в том, что кто-то сделал эту фотографию очень умело, и это не был, насколько я помню и насколько помнят мои охранники, кто-то из присутствовавших или находившихся рядом, потому что рядом было много охранников. Я хочу сказать, что на фотографии повсюду видны охранники. И он бы мог это сделать, но…. — Да, мой вопрос скорее состоял в следующем: не кажется ли Вам, что Вы были частью реабилитации Эпштейна в глазах общественности? — Ах… Нет, это может показаться странным, но нет. Я хочу сказать, если бы он был… если бы он делал… Если та фотография была сделана с такой целью, то это не… это несопоставимо с тем, кто произошло на самом деле. — Почему же Вы не объявили об этом разрыве, как только Вы это поняли? Почему Вы не объяснили свой поступок перед широкой общественностью? Вы беспокоились, что у него есть что-то, что могло бы Вас скомпрометировать? — Нет, нет. — Вы сожалеете о той поездке? — Да. — Сожалеете ли Вы о том, что вообще дружили с Эпштейном? — Сейчас — все еще нет, и причина состоит в том, что те люди, с которыми я познакомился и возможность нового опыта, которую я получил как рядом с ним, так и благодаря ему, были действительно весьма полезны. Он сам — нет, потому что мы не были настолько близки, как можно было бы предположить, мы были не очень близки. Поэтому, я хочу сказать, да, я ездил к нему и останавливался в его доме, но все это — из-за его подруги, а не из-за него. — Тот визит в декабре 2010 года был вашей единственной встречей с ним после его приговора? — Да, да. — Виделись ли Вы с ним и говорили ли Вы с ним потом снова? — Нет. — Значит, с тех пор ни разу? — Нет, это было… занятно, в 2010 году была последняя встреча, потому что я поехал… ну, во-первых, я должен был убедиться, что, если я поеду и встречусь с ним, я должен был убедиться, что после его освобождения пройдет достаточное время. Я не хотел делать это второпях, я должен был поехать и встретиться с ним, я должен был с ним поговорить. — И остановиться у него, остановиться в доме человека, осужденного за преступление сексуального характера? — Я бы легко мог уехать и остановиться в любом другом месте, но исключительно удобная возможность поговорить с человеком была… Я хочу сказать, что он никогда не сидел на месте. Поэтому изыскать возможность поговорить с ним в течение какого-то продолжительного времени, чтобы сказать: смотри, вот причины, по которым я не собираюсь… что и произошло на той прогулке. — В июле этого года Эпштейн был арестован по обвинению в сутенерстве и эксплуатации нескольких десятков несовершеннолетних девочек. Одна из истиц по делу Эпштейна Вирджиния Робертс (Virginia Roberts)… — Да. — …выдвинула обвинения против Вас. По ее словам, она познакомилась с Вами в 2001 году, ужинала с Вами и танцевала с Вами в ночном клубе «Трэмп» в Лондоне. Далее она занималась с Вами сексом в принадлежащем Вашей подруге Гилейн Максуэлл доме в Белгравии. Что Вы на это скажете? — Я не помню, чтобы когда-либо встречал эту даму, ни разу. — Вы не помните, что Вы с ней встречались? — Нет. — По ее словам, она познакомилась с Вами в 2001 году, ужинала с Вами, танцевала с Вами, Вы покупали ей напитки, были с ней в ночном клубе «Трэмп» в Лондоне, а потом у нее был с Вами секс в принадлежащем Гилейн Максуэлл доме в Белгравии. — Этого не было. — Вы ее помните? — Нет, я не помню никаких наших встреч, я почти, на самом деле, я убежден, что я никогда не был с ней в «Трэмпе». В этой истории многое не сходится, например, то, что я не знаю, где в «Трэмпе» находится бар. Я не пью и вряд ли хоть раз покупал напитки в «Трэмпе», когда там бывал. — Вы помните, как танцевали в «Трэмпе»? — Нет, этого не могло быть, потому что в тот день, о котором идет речь, я был дома с детьми. — Вы знаете, что были дома с детьми, этот вечер Вам чем-то запомнился? — Как раз в тот день, как мы теперь понимаем, это было 10 марта, я был дома, я был с детьми, и я повел Беатрис в «Пицца Экспресс» в Уокинге на праздник, это было, наверное около четырех или пяти часов дня. А потом, поскольку герцогиня была в отъезде, у нас действует в семье простое правило, что, когда один из нас уезжает, второй остается дома. Я на тот момент как раз был в увольнении после службы в Королевском флоте, поэтому я был дома. — Почему Вам так детально это запомнилось? Почему Вы запомнили посещение дня рождения в «Пицца Экспресс» и проведенный дома вечер? — Потому что посещение «Пиццы Экспресс» в Уокинге — событие для меня необычное, весьма необычное. Я никогда не был… Я бывал в Уокинге всего пару раз и удивительно отчетливо это помню. Как только мне кто-то об этом напоминал, я говорил: «Ах, да, я это помню». Но я не помню, что когда-либо встречал или находился в компании или в присутствии… — Значит, Вы абсолютно уверены, что были дома 10 марта? — Да. — Она очень детально описала тот вечер и как танцевала с Вами. — Нет. — И что Вы обильно потели, и она пошла потом принимать ванну. — В том, что касается пота, есть небольшая нестыковка, потому что у меня есть одна физиологическая особенность организма: я не потею или не потел в то время, и это было… было… да, я не потел в то время, потому что перенес, я бы сказал, избыточную выработку адреналина в Фолклендской войне, когда я был ранен и просто… я просто почти не мог потеть. И только благодаря тому, что совсем недавно я прошел через ряд процедур, эта способность вновь постепенно ко мне возвращается. Поэтому боюсь, мне придется сказать, что есть медицинский факт, говорящий о том, что я этого не делал, поэтому… — Существует ли возможность, что Вы встречались с Вирджинией Робертс, ужинали с ней, танцевали с ней в «Трэмпе» и занимались с ней сексом в какой-либо другой день? — Нет. — Вы помните, чтобы хотя бы раз встречали ее? — Нет. — Вы знаете, что не встречали ее, или просто не помните, что встречали ее? — Нет, я… Я не знаю, встречал ли я ее, но нет, я не помню, что встречал ее. — Потому что она предельно конкретно описала, как танцевала с Вами в «Трэмпе». Она описала, как познакомилась с Вами, это была встреча 17-летней девочки со старшим представителем королевской семьи. — Этого никогда не было. — Она предоставила фотографию, где вы изображены вместе. — Да, да. — Где Вы обнимаете ее за талию. — Да. — Вы видели эту фотографию? — Да, я видел эту фотографию. — Как Вы это объясните? — Я не могу, потому что я не… у меня нет… опять же, я совершенно не помню, чтобы кто-то делал подобную фотографию. — Вы узнаете себя на этой фотографии? — Да, довольно трудно себя не узнать. — Ваши друзья выдвинули предположение, что эта фотография — фальшивка. — Я думаю, она… исходя из проведенных нами расследований, нельзя доказать, является эта фотография фотомонтажом или нет, потому что это снимок сделанный с фотографии, которую пересняли с другой фотографии. Поэтому очень трудно найти доказательства этому, но я не помню, как снимали это фото. — Но существует вероятность, что это были Вы, и что это Ваша рука обнимает ее за талию? — Это я, но, моя ли это рука и именно так ли я… но я не… Я просто не помню, чтобы кто-то делал такую фотографию. — Мир сейчас увидел фотографию, предоставленную Вирджинией Робертс, которую сделал Эпштейн, как мы понимаем, в доме Гилейн Максуэлл. — Здесь и кроется проблема: я ни разу в жизни не видел Эпштейна с фотокамерой. — Думаю, это был фотоаппарат Вирджинии Робертс. Как она сказала, это был маленький фотоаппарат «Кодак», который она дала Эпштейну, и он сделал снимок, на котором Вы обнимаете ее за талию. — Послушайте, я не помню, не помню, чтобы кто-то вообще меня фотографировал. Я не помню, чтобы я поднимался на верхний этаж этого дома, а это фото сделано на верхнем этаже, и я не совсем уверен, что… Я хочу сказать, что… да, я бы сказал, что это якобы я на этой… на этой фотографии, но я не могу… мы не можем быть уверены, моя ли это рука обнимает ее за какую-то часть тела слева… с левой стороны. — Вы считаете, что… — Потому что я не помню, чтобы кто-либо вообще делал подобный снимок. — Так зачем кому-то понадобилось бы вставлять чужую руку? Вы считаете, что рядом с ней на фотографии изображены Вы. — Это определенно я, это моя фотография, это не фотография… не думаю, что эта фотография сделана в Лондоне, потому что, когда я выхожу куда-нибудь… когда я выхожу куда-нибудь в Лондоне, я надеваю галстук и костюм. А это можно скорее назвать моей одеждой для путешествий, я надеваю ее, если еду… если еду за границу. Существует… У меня есть множество фотографий, где я одет в такую… в такие вещи, но не там. — Простите, я бы просто хотела уточнить: по-Вашему, эта фотография является подделкой? — Никто не может доказать, было ли это фото подвергнуто обработке, но я не помню, чтобы кто-то делал этот снимок. — И не помните, как обнимали… — Нет. — …эту девушку за талию в доме Гилейн Максуэлл при любых обстоятельствах, даже если это было не 10 марта? — Мне ужасно жаль, но когда я, как член королевской семьи, фотографируюсь, а делаю я это очень и очень редко, то, как бы то ни было, я не обнимаю людей и не проявляю публично признаков расположения, я так себя не веду. Вот лучшее объяснение, которое я Вам могу дать, и боюсь, что я не верю, что данная фотография была сделана так, как это представляется. — Почему бы людям не поверить, что вы были там с ней той ночью? — Простите, почему бы…? — Я просто пытаюсь разобраться, ведь есть фото внутри дома Гилейн Максвелл (Ghislaine Maxwell, помощница миллиардера Джеффри Эпштейна, — прим. перев.), сама Гилейн там на заднем плане. Так почему бы людям не поверить, что вы были с ней там той ночью? — Я допускаю, что людям может захотеться в это поверить, но фото было снято на втором этаже, а я, насколько я помню, никогда не поднимался на второй этаж дома Гилейн. — Вы уверены в этом? — Да, потому что ведь столовая и другие комнаты, где я был, — все это было на первом этаже, прямо по коридору… Так что не припомню, чтобы я вообще поднимался наверх. Я теряюсь в догадках, как можно объяснить именно эту фотографию. Если оригинал был бы в нашем распоряжении, возможно, мы смогли бы разрешить эту загадку, но я не могу… — И вы можете однозначно утверждать, что не помните, было ли вообще все это: вы познакомились с Вирджинией Робертс (Virginia Roberts), поужинали с ней, потанцевали в клубе «Трэмп», а потом занялись сексом в спальне дома где-то в Белгрейвии (вблизи Белгрейв-сквер находится один из самых дорогих, роскошных кварталов Лондона — прим. перев.)? — Я могу абсолютно однозначно сказать вам, что такого никогда не было. — Можете ли вы вспомнить, чтобы у вас с Вирджинией Робертс был половой контакт, в то время или когда-либо еще? — Нет, вообще никакого [контакта]. — Дело в том, что в своих официальных судебных показаниях в 2015 году она заявила, что у вас с ней три раза был секс. Она сказала это безо всяких колебаний. Первый раз, по ее словам, был в Лондоне, когда ее вам передали в рамках секс-траффика, второй — в особняке Эпштейна в Нью-Йорке. — Речь идет об апреле, я полагаю. Я прав? — Она сказала, что это было около месяца спустя. — Да, думаю, что дата, которая у нас есть, — по ней можно определить, что я был в Бостоне, или я был в Нью-Йорке за день до этого на ужине в [благотворительной образовательной организации]»Аутворд Баунд Траст» (Outward Bound Trust), а потом, на следующий день, улетел в Бостон. А в день, когда, по ее словам, это произошло, к моменту моего возвращения из Бостона они уже отправились на остров. Так что не думаю, что это вообще могло произойти. — Там была свидетельница, Джоанна Сьёберг (Johanna Sjoberg), которая говорит, что вы все-таки посещали особняк в том месяце. — Скорее всего так и было, что самое странное, я гостил у… по работе я остановился у генерального консула [Великобритании], который живет дальше по этой улице, на 5-й [авеню], так что я не… я не останавливался там. Возможно, заходил в гости, но нет — но я точно, точно, совершенно точно ничего подобного не делал. — Ведь в официальных показаниях 2015 года она заявила, что трижды занималась с вами сексом. Один раз — в доме в Лондоне, когда ее купили для вас, и привезли в дом Максвелл. — Так… — Один раз — в Нью-Йорке, около месяца спустя, в особняке Эпштейна. И один раз — на его собственном острове, вместе с семью или восемью другими девушками. — Нет. — Вы отрицаете все эти случаи? — Все, я однозначно отрицаю все эти случаи. — Зачем же ей говорить все это? — Мы тоже не можем этого понять, у меня нет ни малейшего представления. — Она сделала эти заявления под присягой, в суде США. — Хм… — Вы хотите сказать, что не верите ей, что она лжет? — На этот вопрос очень трудно ответить, потому что я не могу знать, чего она добивается, но я вам четко могу сказать: не помню, чтобы я вообще был с ней знаком. Я не помню, чтобы кто-то делал это фото, и я последовательно и очень много раз уже заявлял: у нас с ней никогда не было полового контакта какого-либо рода. — Она говорила о вас в августе этого года у здания суда. Она сказала, цитирую: «Он точно знает, что он сделал, и, я надеюсь, он во всем сознается». — Мой ответ такой: ничего этого не было. — Если Вирджиния Робертс смотрит это интервью, что вы хотели бы ей передать? — Мне нечего ей передать, потому что мне приходится быть толстокожим. Если кто-то будет делать подобного рода заявления, мне нужно быть толстокожим и справляться с этой ситуацией. Хотя ничего, о чем она говорит, просто не было. — К слову, могло ли вообще случиться такое, что вы занимались сексом с этой девушкой или другими девушками, которых Джеффри Эпштейн покупал в какой-либо из своих домов? — Нет! И давайте не будем чересчур деликатны: если ты мужчина, то заняться сексом с кем-то — это значит совершить определенное намеренное действие. Так вот, намеренные действия очень трудно напрочь забыть. Даже если ты стараешься забыть такое действие — это просто не получается. А я не помню ровным счетом ничего. Я не могу [вспомнить], я буквально ломаю себе голову, думая об этом… Когда эти обвинения только появились, я подумал — это как-то странно, но я этого точно не припомню. Потом я все думал и думал об этом снова, но нет, ничего подобного. Этого просто никогда не было. — Человек, который был нанят присматривать за домом Эпштейна, тоже заявил в официальных показаниях в Суде Флориды, что вы бывали в доме в Палм Бич около четырех раз в году, и вам каждый день делали массаж. — Четыре раза в году? — Так он сказал в своих официальных показаниях в суде штата Флорида. — Нет. — Я просто хочу понять: оглядываясь назад, вы можете предположить, что услуги массажа вам оказывал кто-то, кто стал жертвой торговли людьми или сексуальной эксплуатации со стороны Эпштейна? — Нет, не думаю… В смысле, точно нет, точно нет — и я не бывал у него в Палм Бич три или четыре раза в году, совершенно точно нет. — Сколько раз навскидку вы там бывали? — Всего? Может быть, раза четыре, наверное, за все время, что мы были с ним знакомы. На самом деле, это было именно то место… если вы понимаете, о чем я, он в этом доме бывал чаще, чем в других… в других местах, где я бывал. — То есть, там его обычно можно было найти? — Но это бывало обычно не потому, что я собирался… Я обычно ненадолго приезжал и потом ехал еще куда-то, это мог быть один день, только и всего. — Вы говорили в своем заявлении из [Букингемского] дворца, что никогда не замечали, не подозревали и не становились свидетелем какого-либо подозрительного поведения. — Да, да. — Юристы Вирджинии Робертс говорят: «Невозможно было проводить время с Эпштейном и не знать, что происходит». Вы не могли проводить время с Эпштейном и не знать, что происходит. — Если вы человек вроде меня, люди [в вашем присутствии] ведут себя немного иначе. Вы бы не… начнем с того, что я не пытался рассмотреть, найти это самое [подозрительное поведение], вот в чем все дело. На моем месте, если бы вы пытались что-то такое обнаружить, то вы, может, и смогли бы это сделать, обладая даром «взгляда в прошлое» и как следует все проанализировав. Вы могли бы подумать: а было ли все на самом деле так, или я совершенно неправильно все понял? Но люди с моим положением в такие места не ходят. И они не гостят у людей, чтобы высматривать подобное. — «Невозможно было проводить с ним время, — вот как они сказали, — невозможно было проводить с ним время и не знать». — Есть еще и другой аспект, он заключается в том… в том, что я живу в таком учреждении, как Букингемский дворец, в котором полно сотрудников, которые все время ходят туда-сюда. Не хочу, чтобы показалось, будто я высокомерен, но ведь и в доме Эпштейна было много людей, которые туда-сюда ходили. Насколько я понимаю, это была его прислуга, его сотрудники, которые работали на него, делали что-то… как бы то ни было, я общался с ними, если хотите, на уровне «доброе утро, здравствуйте», но я не говорил с ними, если вы понимаете, о чем я, на разные другие темы. Я не расспрашивал, что они там делают, как туда попали, что вообще происходит. — Но вы бы заметили, если бы по Букингемскому дворцу разгуливали сотни несовершеннолетних девочек, не правда ли? — Господи… простите, конечно, но нельзя было бы не заметить, если бы в доме Джеффри были сотни несовершеннолетних девочек. Не было их там, по крайней мере, при мне. Потом, он же мог изменить своим привычкам, чтобы это не бросилось мне в глаза, чтобы я не… Я хочу сказать, это… Вы вынуждаете меня рассуждать о том, что мне попросту неизвестно. — Вы, кажется, совершенно уверены, что говорите правду, готовы ли вы дать официальные показания под присягой, если вас попросят? — Я такой же человек, как все, и консультируюсь с юристом, прежде чем идти на такой шаг. Но если уж до этого дойдет, и юрист посоветует мне так поступить, моим долгом будет это сделать. — Ведь вы же говорили, что на многие вопросы нет ответов, и все, кого это коснулось, хотят, чтобы дело наконец закрыли, и вы могли бы этому поспособствовать. — Если бы… сложились подходящие обстоятельства, да, я бы это сделал, ведь я так же, как и остальные, заинтересован в прекращении этого дела. Несомненно, происходили странные и неприятные вещи. Но, боюсь, я не тот человек, который мог бы пролить на это свет, по целому ряду причин — в частности, я не так уж долго там находился. А если вы приезжаете не день-два, то таким людям, я думаю, не составит труда припрятать то, чем они занимаются, на это время, а потом, когда вы уедете, продолжить. — Юристы Вирджинии Робертс, ее команда, говорят, что просили вас сделать заявление в суде. Идет расследование ФБР, готовы ли вы добровольно сделать такое заявление? — Опять же, я связан тем, что мне говорят мои юристы-советники… тем, что советуют мои юрисконсульты. — Эпштейн был найден мертвым. — Верно. — В тюрьме. — Да. — В августе этого года. — Да. — Как вы отреагировали, узнав о его смерти? — Шок. — Некоторые думают, что это не самоубийство. — Опять же, я не тот человек, который может дать ответ на этот вопрос. Кажется, весь спор касается шейного позвонка, и того, был бы он сломан в случае самоубийства, или что-то в этом роде. Но я, боюсь, не эксперт, я полагаюсь на слова судмедэксперта, а раз он установил, что это было самоубийство, то… — Он мертв, а его девушка Гиллейн Максвелл, ваша давняя подруга, по словам жертв, была сообщницей в его делишках. — В этом моменте я вам ничем не могу помочь, потому что я понятия не имею об этом. — Вы думаете, ей нужно ответить на некоторые вопросы о ее роли во всем этом? — В том же самом смысле, что и мне нужно ответить на вопросы о том, что я делал, и, как я уже говорил, я туда пошел, чтобы… мне кажется достойным сказать ему: «Послушай, ты был осужден, для меня неприемлемо, чтобы нас видели вместе». Но, к несчастью, кто-то в этот момент стоял там с фотоаппаратом и заснял нас. Это одна из немногих фотографий, на которых мы вместе, но это… это была именно такая ситуация. Если есть какие-то вопросы, на которые должна ответить Гилейн, это ее проблемы. Боюсь, я не в том положении, чтобы так или иначе это комментировать. — Когда вы в последний раз с ней общались? — Как ни странно, но это было в этом году, весной или летом. — По какому поводу? — Она тут организовывала какой-то митинг. — И это несмотря на то, что его в тот момент арестовали и предъявили обвинения в торговле сексуальными услугами? — Нет-нет-нет, это было… думаю, ранней весной, задолго до… ведь его когда арестовали? — В июле. — Нет, это было раньше, не в июле. — И это была ваша последняя встреча? — Да, да. — Вы вообще обсуждали Эпштейна? — Нет, на самом деле, как ни странно, совсем не обсуждали, нечего там было обсуждать, потому что в новостях его не показывали, знаете ли, просто… мы просто оставили это позади. — Хочу обсудить с вами, как вы теперь намерены оставить все позади. — Что ж, хорошо. — Эпштейн мертв. — Да. — Теперь женщины дают показания. — Вполне справедливо. — И что же вы теперь собираетесь делать дальше? — Ну, это любопытная постановка вопроса. Я продолжаю заниматься своими делами. Есть несколько проектов, которыми я занимаюсь с 2011 года, очень хорошо организованных, оче источник »

89 +