фото показано с : theuk.one

5-го ноября 2019 года исполняется 100 лет со дня смерти одной из самых примечательных и экстравагантных фигур в библеистике рубежа 19-20 вв. При этом Арнольд Богумил Эрлих не удостоился до сих пор не только ни одной биографии, но даже краткой брошюры о себе, а биографические данные о нем в разных скудных источниках расходятся. Впрочем, некоторые причины этого забвения определяются обстоятельствами самой его жизни. Родился Эрлих в польской деревне, под Влодавой, тогда относившейся к Российской империи. Уже в детстве он проявлял недюжинные способности и тягу к светским знаниям, совсем не характерную для бедной местечковой семьи. Про прекрасно усвоенные традиционные еврейские знания в хедере и ешиве уже и говорить нечего, но мальчику их было явно недостаточно. В пять лет он начал самостоятельно учить немецкий и достал Библию в переводе Мозеса Мендельсона, прочел ее с большим интересом и навсегда впитал либеральное мировоззрение. В 14 лет Эрлих женился, родил сына, но семейно-религиозные устои, царившие в местечке, душили его. В 17 лет он вознамерился отправиться в Германию и приобщиться там к настоящей науке. Однако жена не разделяла его либеральных взглядов и отказалась его сопровождать. Тогда он развелся и уехал в Германию один. В Берлине он поступил в начальную школу и невозмутимо изучал там вместе с десятилетними детьми арифметику, географию и прочие общеобразовательные дисциплины. За два года он прошел весь гимназический курс, потом поучился в университетах Лейпцига и Берлина, после чего получил должность библиотекаря в отделе восточной литературы Берлинской королевской библиотеки. Там его и приметил великий востоковед Франц Делич, сделавший Эрлиха своим личным секретарем. Эрлих стал работать у Делича в миссионерском Институте иудаики, что и определило во многом последующий несчастный аспект его жизни. По настоянию Делича, Эрлих редактировал перевод на иврит Нового Завета, который христианские миссионеры использовали в качестве своего важного идеологического инструмента. В это же время он познакомился с работами Велльгаузена и Кюнена и увлекся библейской критикой. Однако вскоре он пришел к выводу о порочности библейской критики и решил, что Писания можно понять только непосредственно из особенностей самого библейского иврита и смежных семитских языков: библейская археология к тому времени еще не заняла уверенное место в рамках экзегезиса. В итоге Эрлих сделал решительный шаг: ушел в библейском экзегезисе в чистую лингвистику и семитскую филологию. В 1874 г. он эмигрировал в США, где снова женился, у него родилась дочь. Поначалу он брался за любую работу — социальным работником, рисовальщиком портретов, учителем иврита — пока, наконец, не получил место преподавателя в теологической школе знаменитой реформистской нью-йоркской конгрегации «Эману-эль». В документах на натурализацию его профессия записана как «учитель языков». Запись соответствует действительности. На английском он говорил безупречно, разве что с легким акцентом. Но дело в том, что он знал еще 39 языков — все семитские, латинский и древнегреческий, санскрит, все западноевропейские (за исключением финского) и все славянские. В свободное время он читал «Илиаду» и «Одиссею», оставляя на полях филологические комментарии к греческому тексту, которые до сих пор не изучены. Особую любовь он питал к арабскому, обожал арабскую литературу и поэзию и постоянно консультировал на предмет арабского преподавателей семитских отделений из самых разных университетов, в т.ч. проф. Ричарда Готхайля, видного семитолога и сиониста, написавшего воспоминания о своем учителе. Он оставил подробные комментарии к арабскому словарю и арабской грамматике, которые также не изучены. Но основная часть его работы была посвящена еврейским Писаниям. В 1884 г. он издал хрестоматию «для студенчества и юношества» с отрывками из Талмуда и мидрашей. Потом он опубликовал на иврите в 1901-1903 гг. трехтомный библейский комментарий «Микра ки-пшуто» («Писания сообразно их буквальному смыслу»), под увлекательным для исследователей псевдонимом «Шабтай бен Йом Тов ибн Бодед». В Предисловии Эрлих объяснил, что труд написан на иврите, поскольку только ивритоязычные читатели смогут понять его комментарии. Но труд ждала печальная судьба. Еврейская пресса восприняла его резко негативно — в т.ч. и потому, что к талмудическим и средневековым комментариям Эрлих относился весьма скептически, иронизировал над ними. Следуя своему убеждению о самодостаточности филологически-лингвистического анализа, он объяснял взаимовлияние израильской и ханаанской цивилизаций через языковые и идиоматические пересечения. Христианские же гебраисты, не владевшие современным ивритом, практически не заметили работу Эрлиха. Поворотным моментом в его творчестве стал новый перевод Псалмов на немецкий и комментарии к ним (1905), который послужил введением в его фундаментальный семитомный немецкий «Комментарий к еврейской Библии» (1908-1914). Его взгляды снова проделали некоторую эволюцию: он отчасти вернулся к идеям библейской критики, и хотя уже не упоминая «документарную гипотезу», он, помимо лингвистических аргументов, использовал религиозные концепции и деление на сравнительно «ранние» и «поздние» фрагменты Писания. Большинство его комментариев оригинальны и не опираются на древние переводы, поражая читателей энциклопедичностью и глубиной познаний автора. Экзегетический труд Эрлиха послужил одной из основ исторического перевода ТАНАХа Еврейским издательским обществом (JPS) в 1917 г. и его переизданий. Эрлих оказал глубокое влияние на выдающихся еврейских ученых и мыслителей того времени — Мордехая Каплана, Луиса Гинцберга. По мнению крупнейшего специалиста по еврейскому средневековому фольклору Луиса Гинцберга, равного Эрлиху в понимании Писания и всех его темных мест не было. Сам Эрлих также высоко ценил некоторых своих современников-гебраистов – того же Луиса Гинцберга, профессоров Мальтера и Марголиса, но, как и положено гениям, был убежден в безусловном собственном превосходстве в избранной сфере деятельности. Неудивительно, что он был асоциален, абсолютно закрыт и чувствовал себя некомфортно в обычных человеческих отношениях. С кем бы то ни было он избегал разговоров о предметах, выходящих за рамки научных исследований и книжных новинок. При этом он был предельно социален в своем мировоззрении, стремлении к справедливости. Его, добившегося всего самостоятельно, равно радовала самореализация всех людей, независимо от религии и расы. И он с большим удовольствием преподавал студентам-христианам, выросшим впоследствии в крупных ученых. В нем часто видели эгоиста-эксцентрика, но авторитет его как ученого был непререкаем. Он иногда посещал службы в синагоге, но уровень проповедей ему не подходил, и литургию он считал недостаточно реформированной. Он полагал, что все фрагменты, преуменьшающие человеческое достоинство, должны быть переписаны или исключены из молитвенников. Традиция в этом смысле интересовала его мало, ибо он полагал: то, что касается рабского подчинения чему бы то ни было, не годится для современного человека. Зато научные интересы его были многообразны и охватывали самые разные сферы. Он буквально жил еврейской литературой и в ответ на заданный вопрос мог часами по памяти цитировать различные источники и комментарии на разных языках. В качестве тренировки самодисциплины, он приучил себя каждый год прочитывать «Критику чистого разума» Канта. Он переписывался с Германом Когеном и прекрасно ориентировался в философских течениях своего времени. Он очень интересовался психологией, новомодным фрейдистским учением. Впрочем, помимо страсти к наукам, у Эрлиха была одна слабость: он обожал кино, особенно вестерны и исторические фильмы, предпочитая их просмотр человеческому общению. Всем известный и признанный ученый, преподавателем, по отзывам студентов, он был несравненным и очень требовательным. Учеников без хорошего знакомства с древними классическими языками и основными европейскими он не брал. Во время чтения Писания он заставлял студентов держать перед собой Септуагинту, с тем чтобы те были способны в любой момент сделать обратный перевод с греческого на иврит для реконструкции первоначального ивритского текста: он считал, что оригинальный текст во многом мог отличаться от масоретского. Не только выдающиеся ученые, но и знаменитые американские раввины первой половины 20 в. (Стивен Уайз, Джордж Когут и др.) прошли его школу, но Эрлих так и не получил профессорской должности. О том, что его не любили ортодоксы, и говорить нечего. Но его не пригласили и в Хибру Юнион колледж — крупнейшее реформистское учебное заведение, как и в другие основные раввинские семинарии. Перевод Нового Завета оставил на нем пожизненное клеймо: за ним всегда тянулся шлейф работы с Деличем. Кроме того, неизменно ходили слухи о его крещении в молодости — хотя убедительных документальных подтверждений тому нет. По словам Ричарда Готхайля, его отец, известнейший американский раввин и лидер реформизма, сам родом из Пруссии, Густав Готхайль, рассказывал, что Эрлих ему лично признавался в крещении в 23-летнем возрасте и выражал желание сделать тшуву. Он якобы явился на бейт-дин в 1876 г. и заявил на английском и немецком о своем раскаянии. Протоколы заседания вроде бы сохранились, но подписи самого Эрлиха там нет, только присутствующих. Сам Эрлих никогда этого факта не подтверждал. Кроме того, вряд ли бы ему дали место в «Эману-Эль», зная о сравнительно недавнем крещении. Если евреи в академической сфере подозревали его в христианских связях, то христиане, видимо, усматривали в нем слишком много от «неотесанного» восточноевропейского еврея. В итоге он так и остался простым преподавателем и настаивал, чтобы студенты называли его «мистером Эрлихом», поскольку ни один университет не присвоил ему академической степени. Его не включили в состав комитета JPS для подготовки нового перевода еврейской Библии, который был ему стольким обязан, и лишь обозначили его имя в качестве «консультанта», что привело его в ярость.   Остается добавить, что один из четырех его внуков, Арнольд Ауэрбах, названный в честь деда, отчасти реализовал его любовь к кино, и стал известнейшим американским сценаристом телешоу, эссеистом и критиком. Арнольда Богумила Эрлиха нет на свете уже сто лет. Но вряд ли кто-то об этом вспомнит. Дабы получить кредит в банке, нужно иметь подходящую кредитную историю — так и в нашем глуповатом мире память об ученом (или поэте) подчас подверстывается под его религиозно-национальные характеристики. источник »

59 +